Форум » Фанфики, фанарт и клипы » Очень долгое лето » Ответить
Очень долгое лето
severus s. halfblood: Дневник профессора Снэйпа
Ответов - 8
severus s.: Биография Северуса Снэйпа, рассказанная им самим.
severus s.: СЕВЕРУС СНЭЙП ОЧЕНЬ ДОЛГОЕ ЛЕТО Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины…. М. Ю. Лермонтов Дочери Миллисенте, сыну Северусу, жене Ларисе, тестю Вениамину Круковскому, тёще Светлане Круковской, а также Евгении Вишненко и Аннунциате Вайсен – моим ученицам, поддержавшим меня в трудное для меня время. Я раньше никогда не был писателем, и поначалу даже не думал, что мне предстоит стать им, тем более писать свою автобиографию, описывать её подробности в собственных мемуарах. Моя специализация – защита от тёмных искусств, чему я и посвятил почти что всю свою жизнь. Ещё я специалист по волшебным зельям, и достиг значительных результатов и в этой отрасли магии. В своё время мне случалось нарекать на судьбу. За свои сорок с лишним лет я успел пережить немало. Конечно, у меня были взлёты и падения, и, не стану отрицать, ошибки и промахи. Однако, сейчас, оглядываясь назад, несмотря ни на что, я всё больше убеждаюсь, что прожил свою жизнь не напрасно. И искренне благодарю судьбу за всё хорошее, что у меня было, есть и будет. Что же именно заставило меня взяться за перо? В своём повествовании я намерен рассказать, поведать всем желающим знать истину, всё как было, ничего не утаивая, всё что видел своими глазами, слышал, познал и прочувствовал я, Северус Снэйп, маг из маленького английского городка графства Суррей. Солнце жёлтым, жарким шаром Догорело в вышине. Искры тех лесных пожаров Снова вспыхнули во мне. Что со мною, кто мне скажет? В сердце серая зола. Может, в том пожаре страшном Я и сам сгорел дотла? (А. Митта, Л. Рубальская, М. Дунаевский «Лесные пожары») 1 Я родился 17 ноября, 1965 года, в маленьком провинциальном городке графства Суррей, в семнадцати милях к юго-западу от Лондона. В тот год зима в нашем краю наступила рано. День моего рождения выдался довольно мрачным и холодным. Как раз ударил первый мороз. Но снега пока не было, лишь пожухлая трава, по рассказам очевидцев, была покрыта инеем. Я родился около трёх часов после полудня. Рядом с моей матерью в тот момент находились моя бабушка и миссис Ватсон – местная акушерка. Отец мой был на работе, он работал на фабрике, которая была расположена на окраине нашего городка, а после работы задержался с приятелями в пивной – это водилось в его обычае и, пожалуй, было для него важнее, чем семья, во всяком случае, на момент моего рождения. Но матушка моя меня ждала. По рассказам моей бабушки Миллисенты, когда акушерка сообщила ей, что у неё мальчик, она рассмеялась и расплакалась одновременно. Затем бабушка и миссис Ватсон меня аккуратно выкупали, завернули в пелёнки, и матушка приняла меня на руки. По рассказам матери, бабушки и миссис Ватсон, едва родившись, я отчаянно закричал и продолжал рыдать до тех пор, пока матушка не приложила меня к груди, как будто предчувствовал, что приход в этот мир не предвещает для меня чего-либо хорошего. Но почти все мои близкие были счастливы, и мама, бабушка и миссис Ватсон, конечно же, рады были меня видеть. «Как назовёшь сына, Эйлин?» - спросила миссис Ватсон мою маму, после того как несколько раз поздравила её. Матушка дала мне имя Северус, в честь кого-то из выдающихся предков. В дальнейшем мне неоднократно рассказывали, что я родился очень слабеньким, а зима выдалась нещадно холодная, и матушка боялась, что я вообще не выживу, не дотяну до весны. Но я выжил. Вопреки всем опасениям. Во многом, конечно, благодаря заботам и стараниям матери – не даром она была умная и талантливая волшебница. Ещё нам помогала бабушка, тоже очень мудрая и уважаемая колдунья. Мой отец, Тобиас Снэйп, был магглом. То есть, он не был волшебником, не владел магией. Он был обычный человек. Рабочий с фабрики. И в целом, почти всё население нашего городка составляли рабочие с их семьями, работавшие на местной фабрике. Городок наш так и назывался: Рабочий городок [Workerstown(прим. автора)].Фабрика занималась переработкой угля. В нескольких милях отсюда находились шахты, шахтёрские посёлки. Мы жили на самой окраине городка. Фабричная труба возвышалась почти над самым нашим домом и всё время дымила, отравляя воздух едким чёрным дымом. А подле самой фабрики текла умирающая речка. Умирала вообще вся старая добрая Англия, как говорили старожилы нашего городка, часто эти слова повторяли и мои мама с бабушкой. Моя мать Эйлин Принц родилась в семье волшебников. Семья Принцев была единственной волшебной семьёй на всю округу. Мои отец и мать жили по соседству, и выросли вместе. Познакомились ещё до того как пошли в начальную школу. А в начальной школе сидели за одной партой. Потом, конечно, судьба их разбросала. Мама моя окончила Хогвартс – знаменитую школу чародейства и волшебства, где учились и учатся почти все маги Великобритании. А отец после окончания начальной школы поступил в среднюю школу, которая находилась в соседнем городке, где давали какие-то азы образования, и окончив её с весьма посредственными отметками, пошёл работать на фабрику – сначала мелким служащим, а затем и немного продвинулся по службе. Но они с матерью продолжали общаться друг с другом, когда она приезжала домой из школы на каникулы. А потом он стал приглашать её на свидания. Мама мне рассказывала, что отец тогда был очень милым и любезным, но я его таковым не помнил. Узнав, что моя мать колдунья, отец пришёл чуть ли не в ужас и стал её сторониться, а заодно и со мной держался холодно. Я не знал ласки от отца. Зато каждый день слышал от него угрозы. Пару раз, было дело, он даже отлупил меня ремнём, за что я возненавидел его, да так и не смог простить. Так зародилась в моей детской душе первая ненависть, даже не столь ненависть, сколько обида. В скором времени после женитьбы отец начал выпивать. Со временем он всё чаще возвращался домой в нетрезвом состоянии. Если отец приходил вдребезги пьяный, то тут же заваливался спать в гостиной на диване или прямо на полу, на ковре, если же отец был пьян лишь наполовину, то, придя домой, как правило, набрасывался на мать с упрёками и руганью. С матерью он то и дело ссорился. Отца раздражали её магические действия, когда, к примеру, она газовую плиту зажигала с помощью волшебной палочки. Почти каждый вечер между родителями вспыхивали скандалы, которые сопровождались моими слезами. Отец во время гневных вспышек, казалось, совсем не владел собой, но, как правило, он ограничивался лишь возмущёнными выкриками о том, как его допекла наша жизнь и все наши фокусы, иногда он стучал кулаком по столу, а моя мать, которая с помощью своей магии могла в два счёта утихомирить его, лишь съёжившись, молча и покорно, даже с каким-то снисхождением, выслушивала отцовские гневные тирады. Меня эти сцены приводили в ужас, больше всего я боялся, что вдруг отец, сорвавшись, в порыве гнева поднимет на мать руку. Я как мог пробовал за неё заступиться: вцепившись в отца своими ручонками, пытался оттащить его от матери, получал от него оплеуху, плакал, но заступался за мать снова и снова. Мне тяжело было смотреть на то, как ссорятся мои родители, а также, и мне от отца доставалось, он и ко мне всегда относился настороженно, без конца ожидал от меня чего-то скверного. Часто бывало, когда я, будучи ещё совсем маленьким мальчонкой, плакал, забившись в угол, глядя на ссорившихся родителей, отец огрызался на меня со злобным окриком: «Замолчи, щенок!», отчего я начинал рыдать ещё сильнее. Трудно предположить, что сделал бы он со мной после этого, если бы мать за меня тут же не заступалась бы. Она сразу же переключала внимание на меня, брала меня на руки и уносила в детскую. И обычно укладывала в постель, а я не хотел её от себя отпускать, вцеплялся в её руку, я боялся за неё, а также, боялся остаться один. Я уже тогда стал нервным ребёнком. В отличие от большинства детей своего возраста я не боялся темноты, но в моём сердце с самых ранних лет залёг тревожный страх за мать. Однажды вечером (мне к тому времени едва исполнилось шесть) отец придя с работы не в духе, к тому же не забыв заскочить по дороге в паб, по своему обыкновению накинулся на мать, а я как обычно бывало в таких случаях, получив от отца оплеуху, горько плакал, забившись в угол. Мать уже отчитывала отца за жестокое обращение со мной, а отец обвинял её, мол, что она испортила ему жизнь. Моё детское сердце переполнили боль и отчаяние, я невыносимо страдал от того, что не могу защитить свою мать, в то время когда она меня постоянно защищала. В тот момент, когда отец ударил меня по затылку, мать схватила его за руку, чтобы он не ударил меня снова, и, как я подозреваю, таки, обожгла ему запястье, невольно применив свои магические силы, в ответ на это отец грубо схватил её за плечи и стал трясти. Я обомлел от ужаса, и вот оно произошло то, что происходит раньше или позже с каждым юным волшебником – первое проявление магических способностей. Меня тогда охватили ужас и гнев, мой взор сосредоточился на отцовской лодыжке, и в следующий момент у отца загорелась штанина. Издав вопль, полный ужаса, отец отпустил мать и принялся гасить небольшое пламя на своих брюках, прихлопывая его ладонями. А матушка тут же кинулась ко мне и, подхватив меня на руки, не замедлила покинуть гостиную. - Ты мой маленький мужественный защитник, - сказала она мне, когда поднималась со мной вверх по лестнице. – Из тебя вырастет могущественный волшебник. Ты догадываешься, Северус, ведь это ты только что поджёг отцу брюки. Мужественный защитник всхлипнул и, обняв мать за шею, покрепче прижался к ней, приник головой к её плечу. Матушка ласково положила свою ладонь на мою голову: - Мальчик мой! Ты устал. Пойдём мыться и спать. Той ночью я засыпал в постели матери, в её любящих и нежных объятиях. В моём сердце робким, но очень светлым лучиком зародилась надежда, что не всё так плохо в этом мире. Но отец после этого случая стал смотреть на меня с какой-то особой неприязнью и даже с суеверным страхом: наверное, в средние века магглы точно также относились к волшебникам и к магии, ко всему тому, что было им непонятно, и что они не могли себе объяснить. Матушка и прежде, не раз, говорила мне о том, что я волшебник. Я и сам с первых сознательных дней замечал в себе нечто необычное, не от мира сего. А мать потихоньку знакомила меня с миром магии в целом, рассказывала мне старинные легенды и предания из истории магии, и конечно же, сказки волшебников наряду с маггловскими. Но насчёт сказок моя матушка высказывала весьма серьёзную гипотезу, что тут нет чёткой границы между сказками волшебников и сказками магглов, просто отдельные сказки позабыли магглы, а отдельные – волшебники. И не исключено, что каждая сказка основана на реальной истории. Немало рассказывала мне матушка и о Хогвартсе – школе для юных волшебников, куда мне предстояло поехать учиться, когда я достигну одиннадцати лет. Также, я был предупреждён, что обо всём этом никому нельзя рассказывать. Моя мать работала в аптеке, расположенной в Косом переулке. Примерно, в неделю раз, она поставляла туда магические травы, собранные в лесу, неподалёку от деревни Хогсмид, и обычные растения, входившие в состав того или иного волшебного снадобья. Хотя, мы с матушкой всегда единодушно сходились на том, что обычных растений не бывает, и каждое растение по-своему необычно. Растения были её слабостью, а от неё позаимствовал эту слабость и я. А кое-что мама выращивала и в нашем саду, у нас была небольшая теплица. От того, сколько она принесёт товара аптекарю, зависел её заработок. Нам этого на жизнь хватало. Иногда мать обменивала у своего шефа одни ингредиенты на другие. Ещё у неё имелись кое-какие сбережения, оставленные ей моим дедом. Так что мы могли себе позволить жить, если не в роскоши, то, по крайней мере, безбедно. Поскольку моя мать была колдунья, я всегда был в курсе того, как идёт жизнь в волшебном мире, но так как мы жили в тесном окружении магглов, этот мир был от меня несколько отдалён, словно находился в какой-то другой стране. Нет, на моих глазах мама каждый день произносила заклинания, совершала магические действия, как правило, когда хлопотала по домашнему хозяйству. Ещё задолго до того, как я пошёл в начальную школу, я ассистировал матери в приготовлении волшебных зелий. Также, мать регулярно брала меня с собой на ночную прогулку по воздуху. Мы часто летали ночами верхом на её метле: над лесом, над степью, над городом. Матушка одной рукой крепко держала меня под рёбра, а другой – сжимала рукоять метлы; в небе ярко, как алмазы, сверкали звёзды, и свежий ветер дул в лицо. Самостоятельно летать мне матушка пока не разрешала – боялась, как бы я не свалился с метлы. И свою метлу запирала в потайной комнате в кладовку, с помощью заклинания, не столько от меня, так как я рос относительно послушным, сколько от отца, который мог, выпивши, осерчать и уничтожить её метлу. А заколдовать метлу против него мать не решалась – всё-таки, муж и мой отец. А также она хотела, чтобы он усвоил, что в магии нет ничего плохого. По той же причине она не применяла против него никакой защитной магии, когда он устраивал дома скандал. И всё же, матушке моей пришлось использовать против него свои магические силы, когда он поднял руку на меня. В начальной школе у меня никаких серьёзных проблем не было. Учёба более менее давалась. С ребятами я ладил, хотя поначалу не так уж много с ними общался. Я не очень общительный, хотя иногда и хочется с кем-нибудь понимающим поговорить по душам, но всё равно, это не так-то легко мне даётся, я редко кому могу довериться. Но в первый же школьный день, после того, как наша директриса поздравила всех учеников в концертном зале, нас, первоклассников, впервые привели в класс, и наша учительница, мисс Фелпс усадила нас за парты, рядом со мной расположилась довольно шумная, весёлая компания мальчишек. Мальчуган, который сидел за одной партой со мной, дружелюбно тронул меня за плечо и спросил: - Тебя как зовут? - Северус Снэйп, - ответил я . -А я – Хьюго Винслоу, - представился он. – А это мои друзья.- Он оглянулся на две задние парты нашего и соседнего рядов: - Это Нэт Бакнер, это – Джо Смит, это – Мэтт Купер и Томас Джеймс Поттер. Но мы обычно зовём его просто Джимми. Несколькими годами позже парень почти с точно таким же именем и фамилией стал моим заклятым врагом. Это пока так, к слову. А сейчас я, ни о чём таком не подозревая, знакомился с новыми друзьями, я был в хорошем настроении, хоть и немного робок поначалу, так как раньше мне со сверстниками общаться почти что никогда не случалось. Но это в ту пору как-то совсем не заботило ни меня, ни, тем более, моих новых товарищей. Мальчишки оказались славными ребятами, относились ко мне с искренней доброжелательностью, но говорили они, в основном, между собой, а я молча слушал; они уже были между собой знакомы раньше и хорошо друг друга знали. Теперь я, в общем, тоже принадлежал их компании, но, как-то, необъяснимо почему, держался от них особняком. Но они словно и не замечали этого. Иногда мне казалось, что они и вовсе не обращают на меня внимания, как будто совсем позабыли о моём существовании, но нет, кто-то из них в разговоре, в обсуждении какого-либо дела вдруг возьмёт да и спросит меня: «А ты, Сев, как считаешь? Что думаешь?» А я и не всегда мог дать вразумительный ответ на заданный вопрос, обычно потому, что сидел в компании задумавшись, углубясь в себя. Мальчиков это веселило, но их смех был абсолютно беззлобный, они, всё равно, принимали меня как своего, они любили меня и очень дружелюбно ко мне относились, и только я задумывался над тем, насколько я свой в этой компании. Я, конечно, далеко не всё мог им рассказать из того, что было у меня на душе, и всё равно чувствовал себя с ними легко и свободно. Мы играли в футбол, носились на велосипедах, гуляли по округе, иногда куда-то лезли, куда нам лазить было не положено. Я уже тогда задумывался над последним, что это, наверное, нехорошо, но от наших шалостей никому никакого вреда не было: мы никого не обижали, ничего не воровали, разве, что, жменьку вишен или пару яблок из чужого сада. Или же отправлялись исследовать какое-нибудь малознакомое место. Иногда от взгляда моих друзей не могло укрыться то, что я какой-то не такой как все. Как-то раз, мы полезли на школьный чердак, полезли так просто, из любопытства. На лестничной площадке, рядом с нашим классом, находилась пожарная лестница, и люк на чердак. Мы с первого класса мечтали туда забраться. Но собрались осуществить эту затею лишь во втором, к концу сентября. Мы задержались в школьном коридоре после уроков, подождали, пока ученики уйдут домой, а учителя – в учительскую, и полезли по лестнице в люк: Нэт – первый, за ним – Джим, за ним – Мэтт, следом – Хьюго, или попросту, Хью, далее – Джо и последним – я. На чердаке было темно и пыльно. Крышу поддерживали старые балки. В мелкие окошки-щели пробивался солнечный свет. На полу валялись старые таблицы, поломанные парты и прочий школьный инвентарь. Тем не менее, мне здесь нравилось. Что-то было необычное и таинственное в нашем бесхитростном приключении. - А я недавно книжку прочитал, - начал рассказывать Джимми. – «Хоббит» называется. Про гномов, эльфов и хоббитов. Там маленький хоббит по тёмной пещере шёл, а там дракон жил, там находилось его логово. - Я тоже читал это, - подал голос Мэтт. – Жаль, что здесь нет дракона. - А мне мама рассказывала, что где-то у нас живут драконы, - отозвался я. - Это она, наверное, тебе сказку рассказывала, - пропищал Джимми. – Или пугала, чтобы ты слушался. – Говорил он просто, даже слегка наивно, в его голосе не было и тени насмешки. Спорить я не стал. Тут я вспомнил о том, что мои друзья – магглы, и разговоры о подобных вещах не предназначены для их ушей. Я о многом не мог им рассказать: ни о том, как я вместе с мамой летал на метле, сидя впереди неё, ни о наших с нею прогулках в Косой переулок, ни о многом другом. Волшебное сообщество не имеет права сообщать магглам о своём существовании. Отчасти, наверное, потому, что магглы, как правило, неадекватно реагируют на всё необычное, что выходит за рамки их пониманий, горячий пример – мой отец. Мы с ребятами пробирались дальше по школьному чердаку. - Смотрите, впереди свет! – сообщил Джо. Мы пошли туда. Чердачное окно было полураспахнуто. Джим и Джо отворили полусгнившие ставни. Джим встал на ящик и высунул голову из окна. - Я вижу школьный двор, - сообщил он. – Вон наша учительница, мисс Фелпс, стоит на школьном крыльце с директрисой миссис Уоллис. - Дай и мне посмотреть, - попросил Мэтт. Джимми слез с ящика, уступая ему место. - Завхоз мистер Ромфорт вышел за ворота, - сообщил Мэтт. – Лорен, дочка миссис Спенс скачет во дворе через прыгалку. – (Миссис Спенс была наша завуч.) – Кто хочет ещё посмотреть? Его сменил Хьюго. Я влез на ящик последним. Не потому, что так меня ставили в компании ( в этой компании меня так никто не ставил), а потому, что сам вперёд не рвался: когда нет спортивной злости, нет и больной страсти во всём быть первым. Я высунул голову из окна и осмотрелся. Мисс Фелпс и миссис Уоллис по прежнему стояли на крыльце, Лорен прыгала через скакалку, к ней присоединились ещё несколько девочек. Мистер Ромфорт уже возвращался, шёл по улице вдоль школьного забора с двумя внушительными банками краски в руках. Я высунулся из окна по пояс, чтобы осмотреться получше. - Северус, ты что делаешь?! – в ужасе взвизгнули за моей спиной мальчишки. Но было поздно. Трухлявая створка, за которую я держался, с треском оторвалась, я вывалился из окна и полетел вниз. Далеко сверху слышались удаляющиеся, насмерть перепуганные, детские голоса. Не успев даже испугаться как следует, я обнаружил, что лежу на земле, на нашем школьном дворе, залитом ещё тёплым осенним солнцем. Со мной всё было в порядке, никаких повреждений в организме я не ощущал, я отделался лишь лёгким испугом, чего нельзя было сказать об окружающих меня магглах. Девочки с прыгалками подняли отчаянный визг, в ужасе вскрикнули наша учительница и директор. Завхоз уронил наземь здоровенные жестянки с краской, которые держал подмышками. Все, кто находился во дворе, кинулись ко мне на помощь. Но раньше их всех ко мне прибежали мои друзья-мальчишки, моментально спустившиеся с чердака по наружной пожарной лестнице. - Северус, ты живой? – испуганно спросил Джимми. Он протянул мне руку и помог подняться. Я взял его за руку и встал с земли. - На нём нет даже ни одной царапины! – переведя дух, ошеломлённо воскликнул Мэтт. – Он всё ещё мелко дрожал от потрясения, вызванного страхом за мою жизнь. - Только листик от тополя к волосам прицепился, - растерянно произнёс Джо. Он осторожно снял с моей головы листочек. На побледневших лицах мальчиков застыл пережитый только что ужас. В нескольких шагах от меня лежала разлетевшаяся в щепки оконная створка. Ребята начали осторожно отряхивать от пыли мои брюки и рубашку. В этот момент к нам подбежали все, кто находился во дворе. - Ужас какой! – мисс Фелпс вытирала слёзы. – Ребёнок упал с такой высоты! Как ты себя чувствуешь, Северус? - Я в порядке, - пожал я плечами. - Но ты же вывалился из чердачного окна, - продолжала всхлипывать мисс Фелпс. - Разрешите поинтересоваться, что вы, вообще, делали на чердаке?! – строго спросила, уже кое-как оправившаяся от испуга миссис Уоллис. - Мы туда залезли, - виновато признался Хьюго. - А зачем вы туда залезли? Что вы там забыли? Кто вам разрешал? – продолжала негодовать миссис Уоллис. Она еле сдерживала дрожь во всём теле, руки её едва заметно тряслись, и голос дрожал. - Хотели узнать, как там, - ответил Нэт. - И вы видите, чем это кончилось?! А могло кончиться в миллион раз хуже! Меня чуть было удар не хватил, когда я увидела, как мальчик свалился с чердака! Снэйп, вы точно нормально себя чувствуете? Упасть с такой высоты – да в лучшем случае окончили бы инвалидной коляской. – Она принялась осматривать меня со всех сторон. - У меня ничего не болит, - тихо, но вполне уверенно ответил я. - И тем не менее, вас должна осмотреть школьная медсестра. Могут быть скрытые травмы, и вы можете не ощущать боли, но последствия будут ужасны. Вам необходимо немедленно отправиться к миссис Робертс. - Да он худой такой, - растерянно произнёс мистер Ромфорт, с недоумением оглядывая меня. – Одни кости. И тем не менее, это можно расценивать как чудо. – Он нервно усмехнулся: - Десантник! - Вот, что, джентльмены,- строго сказала нам миссис Уоллис. – Как только Снэйпа осмотрит медсестра – все в мой кабинет. Я позвоню вашим матерям. Мы направились в школу, к кабинету медсестры. Я не знал, как буду рассказывать ей о случившемся, но миссис Робертс уже была в курсе событий, встретила нас в вестибюле, у самой входной двери. Миссис Робертс не ругала нас и не плакала, она почти всё время молчала, хмуро сдвинув брови, на её лице была заметна тревога, но она , также ,была и не менее озадачена. Осторожно раздев меня до трусиков и уложив на кушетку, медсестра бережно прощупала каждую косточку, каждый дюйм, на моём тщедушном теле, и убедившись, что я цел и невредим, сказала, что спасти меня в данном случае могло лишь Провидение. А когда я собрался уже уходить, предупредила, что если, вдруг, что-то будет беспокоить – немедленно обратиться к ней. Когда миссис Робертс нас отпустила, мы послушно явились в кабинет директора. Миссис Уоллис велела нам присесть на диван и сняла телефонную трубку. Когда она звонила моей матери и сказала ей, что я в школе упал из окна, я сперва услышал, как мама в ужасе ахнула, а потом, когда директриса сообщила ей, что со мной всё в порядке, мгновенно успокоилась. Матерям других мальчиков миссис Уоллис сообщила примерно одно и то же: «Ваш сын в школе сегодня немного проштрафился, и я хотела бы просто побеседовать с вами». Разбирательство длилось недолго, и ругали нас не сильно – кончилось-то всё благополучно. Но я понял в тот день, что необдуманные поступки могут нести за собой тягчайшие последствия. Напоследок директриса сказала моей матери, что её мальчик родился в рубашке, и отпустила нас домой. Матушка была слегка встревожена. - То, что ты спасся сегодня, сынок, - говорила она мне по дороге к дому, - это исключительно потому, что ты волшебник. – Мама трепетно сжимала в своей ладони мою ручонку. – Ты пока ещё не можешь контролировать свои магические способности, но как видишь, они могут в нужный момент тебя выручить. Нехорошо, конечно, то, что сегодня магглы оказались тому свидетелями, но, к счастью, они ничего не поняли. Да они просто обрадовались, что с тобой всё благополучно! По нашим законам я должна была сегодня изменить им всем память, но я не стану этого делать, так как это было бы неуважительно по отношению к ним. А они искренне за тебя беспокоились! Ты ходи в школу как раньше, дружи с ребятами, они довольно милые, но постарайся никогда больше не напоминать им об этом случае. А тебе надо начать изучать магию. Но ты не достиг ещё положенного возраста, тебе рано ещё ехать в Хогвартс, да и начальную школу тебе закончить сперва, всё-таки, надо. Тебе рано ещё использовать волшебную палочку, и на метле летать, всё же, пока не стоит – вдруг ты свалишься и, на этот раз, неудачно. К тому же, тебя могут увидеть магглы. А вот что тебе очень даже пригодится, это одна книга, которую я дам тебе почитать. «Тысяча волшебных растений и грибов». Это учебник по травологии для первого курса Хогвартса, но, я думаю, ты там всё поймёшь. А если и будет что-то непонятно – спрашивай. И когда мы вернулись домой, мама дала мне эту книгу. Это был её старый школьный учебник. Он действительно, оказался очень интересным, и следующие несколько дней я всё своё свободное время валялся с ним на кровати и прочёл от корки до корки. В ещё больший восторг меня привели цветные иллюстрации, на которых были изображены волшебные растения. Я рассматривал их часами. В последствии я неоднократно перечитывал этот учебник, и, в конце концов, выучил его наизусть. А несколько позже я прочёл «Историю Хогвартса». А вообще, я рано пристрастился к чтению, ещё задолго до того, как пошёл в начальную школу. С одноклассниками дружил как и прежде, разборка у директора мало нас огорчила; уже через неделю мы полезли исследовать школьный подвал, только теперь мы соблюдали осторожность. И за годы нашего детства мы облазили все чердаки и подвалы в тех домах, где мы жили. Так у меня обнаружилась тяга к подземельям, предпочтительно искусственным, страсть к исследованию искусственных подземелий; позже я узнал, что это увлечение называется диггерством. И при случае я занимался им, и своё пристрастие к разного рода подвалам сохранил на всю жизнь. Да и мои товарищи по начальной школе тоже были весьма склонны к диггерству. Они были хорошие ребята, мы дружили до самого окончания школы, и дальше, пока нас не разлучила жизнь. Меня приглашали в гости, на дни рождения, а следовательно, я и сам должен был к себе приглашать. Раньше, когда я был совсем маленький, я праздновал свои дни рождения исключительно в семейном кругу , с мамой, бабушкой, а иногда к нам приезжала и моя крёстная тётя Дженни. А когда я пошёл в школу, уже приглашал друзей. Мы и просто так частенько наведывались друг к другу в гости. Городок наш был небольшой, и добежать от одного дома к другому было делом нехитрым. Бывало, мы шумели, бегали по всему дому, мальчиков удивляла обстановка нашего дома, особенно подвал, где матушка хранила разнокалиберные котлы для зельеварения и прочие принадлежности для этой же деятельности. Имелись здесь и другие предметы, так или иначе связанные с магией. Но мальчишки, я скажу, такой народ, что не очень-то чему-либо удивляются. Матушка моя хоть и была не очень общительная, как и я , но относилась ко всему этому спокойно. Единственный, кто был не в восторге от нашей, в меру шумной компании, это отец. Но он предпочитал поднимать скандал дома не в присутствии посторонних; и это вообще был не его дом. Когда он сам был ребёнком, в их семье имелась целая орава детей, и в их домишке всегда было тесно. Так что, женитьба на моей матери была ему в какой-то степени выгодна. А наш дом, надо сказать, был очень даже неплох, мрачноватый немного, и комнаты все затенённые, но что-то в нём было загадочное, таинственное и , в то же время, успокаивающее. Дому было несколько сотен лет, множество поколений наших предков жили здесь. Здесь ощущалось дыхание истории. Здесь всё дышало древней магией, несмотря на некоторые внедрения цивилизации. Холл на первом этаже был небольшой. Вдоль его стен сплошь тянулись книжные полки, книги в основном были древние, магические, в старинных кожаных переплётах. Мебель здесь тоже была старинная, даже, скорее, антикварная: небольшой диван девятнадцатого века, такое же кресло и круглый столик, покрытый скатертью. Подставка для телефона стояла в углу, слева от входной двери. Телефон тоже имел антикварный вид, по вкусу моего дедушки. За книжными полками имелся потайной выход на маленькую лестницу, в три ступени, которая вела чуть вниз, в потайную комнату, но о ней многим становилось известно; также, в этой комнате был проход в ещё одну потайную комнату. Но другая лестница в холле была обычная, она вела на второй этаж. Там брал своё начало коридор, и первая дверь справа вела в библиотеку. Здесь, как и в гостиной, по стенам почти сплошь тянулись книжные полки, но было немного просторней, мебели почти не было: в углу справа от двери находились стул и бюро, в углу слева – стремянка, для того, чтобы брать книги с верхних полок, у стены недалеко от бюро стояло старинное пианино с вращающимся табуретом подле него – моя мама в детстве брала уроки музыки, а потом и меня научила играть на фортепиано, и не только этому. Она за свою недолгую жизнь дала мне немало ценных знаний, и, надо отдать ей должное, без неё я бы не достиг в своей жизни многого из того, чего мне удалось достигнуть. Уже позднее я понял, что я был чуть ли не единственным её утешением в жизни, после разочарования в моём отце. Она возлагала на меня большие надежды.
severus s.: Следующим утром мама велела мне одеться в школьную форму моей бывшей школы – чёрный пиджак, чёрные брюки и белую рубашку – кому какое дело до того, что это школьная форма маггловской школы, аккуратно меня причесала и принесла мне начищенные до блеска чёрные лаковые ботинки, которые я одевал на выпускной бал в начальной школе. Галстук разрешила не одевать. Сегодня, как всегда в таких случаях, я старался быть послушным мальчиком: исправно умылся холодной водой и почистил зубы после завтрака, старался стоять смирно, когда мать меня причёсывала, и во что бы то ни стало не посадить пятно на костюм – что было делом весьма затруднительным. Сама матушка одела своё шикарное чёрное бархатное платье и чёрную шляпку с вуалью, в тон платью. На плечи накинула элегантную чёрную мантию. Моя мама считала, что чёрный цвет, вообще, придаёт элегантности. Надушившись своими духами, запах которых мне очень нравился, мама достала из тайника чёрный мешочек с деньгами. Магическими деньгами. Мы с ней вышли на задний дворик нашего дома. - Северус, ты помнишь, чему я тебя учила? – спросила мама. – Возьми меня за руку. Крепко. Конечно, я помнил. Парная трансгрессия. Для того, чтобы трансгрессировать самостоятельно, надо стать взрослым, а пока что я мог трансгрессировать только с матерью за руку. При трансгрессии испытываешь не очень приятные ощущения, но я старался во что бы то ни стало к ним привыкнуть, как же иначе? Я вцепился в мамину руку, чтобы она не выскользнула из моих пальцев, в глазах потемнело, всё тело сильно сжало со всех сторон, и я стиснул зубы, чтобы ненароком не взвыть от боли. И вот снова стало легко дышать, мы стояли в пустом подвале многоквартирного двухэтажного маггловского дома. Перемещаясь в Лондон, матушка обычно трансгрессировала именно в этот подвал. Это место казалось вполне надёжным – здесь, в этом доме, жили какие-то родственники моей крёстной. Саму же крёстную крайне трудно было вообще застать в Англии – выйдя замуж за иностранца, она теперь жила вдали от Британских островов, в какой-то маленькой стране в Восточной Европе, и где эта страна находится, я точно не знал, хотя матушка моя наверняка знала. Очутившись в подвале этого дома, мать первым делом поправила ворот моей рубашки, одёрнула мне пиджачок и пригладила мои волосы, затем достала из сумочки зеркальце и прихорошилась сама. И мы молча вышли на улицу. Некоторое время мы шли по шумным людным улицам Лондона, пока не остановились у дверей маленького неприметного трактира, который магглам вообще не виден, правда, несколько позднее, я убедился, что встречаются такие магглы, которым увидеть этот трактир ничего не стоит. Но об этом позже. Над входом висела вывеска: «Дырявый котёл», которая была мне тоже хорошо знакома. Мама отворила дверь, и мы вошли внутрь. Как будто перешагнули порог другого мира! Мир магглов остался за дверью, мы теперь находились в обществе волшебников. Вроде бы, не так уж маги от магглов отличаются, только магической силой и, отчасти, стилем жизни, а так, по большому счёту, заботы у людей одни и те же. В «Дырявом котле», как всегда, собралось немало посетителей. Мама перекинулась несколькими словами с трактирщиком, которого звали Том, и мы, как обычно, прошли с ней на задний двор. Матушка подошла со мной к знакомой мне с детства кирпичной стене и достала волшебную палочку. - Смотри внимательнее, Северус, - сказала она. – В скором времени тебе это пригодится. – Она начала отсчитывать кирпичи над мусорным ящиком: - Три вверх, два в сторону. – Мама коснулась кирпича волшебной палочкой, и кирпичная стена разверзлась, образуя арку. – А теперь – пошли. Мы были в Косом переулке. Он оставался таким же, каким я его помнил с детства: аптека, где работала мама, соварий Илопса, кафе-мороженое Флориана Фортескью, зоомагазины, магазин «Всё для квиддича», знаменитый книжный магазин «Флориш и Блоттс». Изменился лишь я, точнее, просто стал старше, и пришёл сюда сегодня с матерью не для развлекательной прогулки, а по делу. Я волновался, и сердце моё билось куда чаще обычного. - Куда пойдём сначала? – спрашивала мама, на ходу просматривая мой список необходимых школьных принадлежностей. - Давай сначала купим волшебную палочку, - сказал я. - А что, пожалуй, ты прав, малыш. По крайней мере, нам меньше придётся ходить с грузом. Палочка почти ничего не весит, и места занимает немного. Тогда нам надо к Олливандеру. Это имя я тоже слышал не раз, это знаменитый на всю Британию изготовитель волшебных палочек, славящийся своим мастерством и своей знаменитой лавочкой. Он считается самым лучшим мастером волшебных палочек в Великобритании. И вот теперь я иду к нему для того, чтобы приобрести свою собственную волшебную палочку. Сколько я ждал этого, сколько об этом размышлял, мечтая, и неужели уже сегодня, сейчас, я буду держать в руке свою волшебную палочку?! Проходя мимо магазина с выставленными в витрине мётлами, я привычно оглянулся. Я подумал: «А когда-нибудь, наверное уже скоро, у меня будет и собственная метла. И я буду летать самостоятельно». Возле этой витрины, как обычно, столпились ребятишки и с восторгом обсуждали модели мётел. Мне, конечно, уже давно хотелось иметь собственную метлу, однако, тут матушка считала, что с этим лучше не торопиться. «Носись лучше на велосипеде», - говорила она мне. – «Это куда как безопаснее. И магглы внимания не обращают. Я тоже начинала с велосипеда, и мне его вполне хватало. А метлу мне купили лишь к десяти годам». Но мне-то сейчас уже было почти одиннадцать. Нет, я тоже был доволен своим велосипедом и с удовольствием колесил на нём по нашему городку вместе с ребятами, но метла казалась мне привлекательнее, отчасти, потому, что её у меня не было, но главное – ведь на ней можно летать! Велосипед был у меня давно, достался мне в наследство от матери, и находился теперь в полном моём распоряжении, в то время как метла, вроде как, была недоступна, словно находилась за какой-то невидимой преградой. Я жаждал взлететь на метле в воздух, и в то же время, у меня каждый раз замирало сердце при мысли об этом, как перед первым прыжком в воду. Но я знал, что надо лишь захотеть, приложить усилия – и всё получится. Но вот мы с матушкой остановились возле маленького старого здания. Над входом расположилась надпись, сложенная из золотистых букв, с облетевшей позолотой: «Семейство Олливандер – производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры». А в витрине на слегка потёртой фиолетовой бархатной подушечке лежала волшебная палочка, которой, судя по виду, лет было очень много. Мама отворила дверь, и я следом за ней вошёл внутрь. Где-то в глубине лавочки тихо и мелодично зазвенел колокольчик. Я огляделся: вдоль стен здесь выстроились тысячи узеньких ящичков от самого пола и до потолка. Помещение чем-то напоминало библиотеку у нас в школе, в Рабочем посёлке. - Добрый день, - послышался из глубины помещения тихий, вежливый, полный достоинства высокий мужской голос. В комнате появился худощавый пожилой человек, невысокого роста, с густой шевелюрой седых вьющихся волос. - Здравствуйте, мистер Олливандер, - поздоровалась мама. Он узнал мою мать: - Здравствуй, Эйлин! - Вот, - мама обняла меня за плечи. – Мой сын Северус. Пришло время ему выбирать себе волшебную палочку. - Здравствуйте, - кивнул я. - Здравствуйте, юный джентльмен, - приветствовал меня мистер Олливандер. – Не так давно юная Эйлин покупала у меня волшебную палочку. А теперь привела ко мне своего сына… Помню, помню, десять дюймов, гибкая, орешник. Внутри волос из холки единорога. Что ж, мистер Снэйп, - обратился он ко мне. – Подойдите ближе. Я немного нерешительно приблизился. А мистер Олливандер вытащил из кармана длинную линейку с серебряными делениями. - Какой рукой вы держите палочку? – спросил он меня. - Я? Пока никакой… - Ах, да. А ложку? - Правой. - Понятно. Вытяните вашу правую руку. И он принялся измерять мою руку со всех сторон своей линейкой: кисть, от кисти до локтя, от локтя до плеча, чуть ли не каждый палец. - Каждая палочка фирмы «Олливандер» индивидуальна, - начал рассказывать мистер Олливандер. – Двух одинаковых быть не может. Ваша мама вам, должно быть, рассказывала, что внутри каждой волшебной палочки находится мощная магическая субстанция: шерсть единорога, перо из хвоста феникса, высушенное сердце дракона. И, конечно, вы никогда не достигните хороших результатов в магии, если будете пользоваться чужой волшебной палочкой. И тут я обнаружил, что линейка сама меня меряет, со всех сторон, а мистер Олливандер отошёл к полочкам у стены и изучает коробочки. - Достаточно, - произнёс он, и линейка сама собой , кончив измерять, упала на пол. Я машинально поднял её и положил на стол. Мистер Олливандер улыбнулся и произнёс: - Благодарю вас, молодой человек. - Да не за что, - так же автоматически ответил я. Мистер Олливандер протянул мне небольшую, вытянутую, наподобие школьного пенала , белую коробочку: - Волшебная палочка сама выбирает волшебника. Ну, что, мистер Снэйп, попробуйте! Хорошая, гибкая волшебная палочка. Чёрное дерево. Внутри – шерсть единорога. Десять дюймов. Возьмите её и взмахните ею. Я осторожно раскрыл коробочку, вытащил палочку и взмахнул. И тут же из кончика палочки вырвались зелёные и серебристые искры, они рассыпа`лись в полумраке комнаты маленьким фейерверком. Я невольно залюбовался ими. Ладонь моя потеплела. - Браво! Браво! – воскликнул мистер Олливандер. Он пришёл в восторг не меньше, чем я. – Чтобы так, с первого раза! Такие случаи бывают нечасто. Как правило, приходится перепробовать несколько палочек, прежде, чем подберётся подходящая. Да ещё такой, прямо-таки, художественный фейерверк! Поздравляю вас, мистер Снэйп! Желаю успехов в дальнейшем! – Мистер Олливандер уложил мою волшебную палочку обратно в коробочку, и обернув её коричневой бумагой, вручил мне. Видно, палочка очень хотела ко мне попасть, специально меня ждала. Я поднял счастливое лицо на мистера Олливандера: - Спасибо! - Пожалуйста, - ответил он. Мама заплатила за палочку семь золотых галеонов: - Спасибо вам! До свидания! - До свидания! – мистер Олливандер с поклоном проводил нас до двери. - Ну как, сынок? – спросила меня мать, когда мы вышли на улицу. - Здорово! – воскликнул я, бережно трогая лежащую в моей теперешней школьной сумке коробочку с волшебной палочкой. – Только мне почему-то, вдруг, пить захотелось. - Это от волнения. Ну, ничего. Сейчас я куплю лимонад. Слушай, Северус, а не сможешь ли ты сам купить себе котёл? Я тебе денег дам. Оловянный, стандартный размер номер два, не забудешь? - Вот ещё, конечно, не забуду. - Я тоже думаю, что ты во всём разберёшься. Мы как раз проходили мимо лавки со всевозможными котлами, выставленными в витринах. Матушка вложила мне в ладонь несколько галеонов: - Жди меня здесь. Из магазина – никуда! Я согласно кивнул. Мама пошла за лимонадом, а я вошёл в лавочку. Каких только котлов здесь не было: медные, бронзовые, оловянные, серебряные – самых разных размеров. Они поблёскивали в мягком свете, проникнувшем сквозь затенённые окна. У меня глаза разбежались, я с любопытством читал ярлычки. А то и из чистого золота, маленький, совсем крошечный котёл. «Интересно, для какого зелья он предназначен?» - подумал я. А вот, тоже очень маленький котёл, из чёрного металла. - Чего тебе, мальчик? – окликнул вдруг меня продавец. – Котёл себе выбираешь? Едем в Хогвартс? - Да, - ответил я, доставая из кармана монеты. – Оловянный, стандартный размер номер два. - Понятно. Сейчас у меня много покупателей, таких, как ты. Вот. Держи. Пять галеонов. – И он снял с полки оловянный котёл нужного мне размера. Я заплатил деньги и стал рассматривать его со всех сторон. Даже отошёл чуть в сторонку. - Привет, - вдруг произнёс рядом со мной весьма уверенный в себе голос. Я опустил котёл и тут же поднял голову. Передо мной стоял мальчишка, примерно, мой ровесник, хотя и немного выше меня ростом. Волосы у него были чёрные, как и у меня, но они у него были довольно сильно взлохмачены, как будто он только что побывал в хорошей потасовке. Он носил круглые очки с довольно сильными стёклами, что, как-то, не очень вязалось с его причёской и всеми его замашками. На его плечи поверх белоснежной шёлковой рубашки была небрежно наброшена пурпурного цвета мантия – следовательно, он, скорей всего, рос в семье волшебников. В руке он держал точно такой же котёл, как и у меня. - Привет, - ответил я. - Тоже едешь в Хогвартс в первый раз? – спросил он меня. Я кивнул. - Мои родители покупают мне учебники, - сообщил он. – А мне велели тут подождать. Ох, и долго же их нет! – Он слегка подпрыгнул на месте. - Мне мама тоже велела ждать её здесь, - сказал я. - Ну, ясно. А мне метлу новую купили! Жаль, что первокурсникам нельзя иметь собственные мётлы! Ну, ничего. На втором курсе я буду вступать в сборную факультета по квиддичу. У нас в семье все играют в квиддич. А ты в квиддич играешь? Я качнул головой. Мне стыдно было признаваться, что мне не разрешают летать на метле самостоятельно. А о маггловском футболе в волшебном сообществе лучше вообще не заикаться, так как я слыхал, что даже самые демократично настроенные светлые маги подчастую не прочь презрительно отозваться об обычаях магглов и об их изобретениях. Как ни странно, чем-то этот мальчик напоминал мне моих товарищей по начальной школе. Казалось, ему некуда девать свою энергию. Но, в отличие от них, в нём ясно ощущалось зазнайство, чувство собственного превосходства, а также, зловредность. Он довольно высокомерно взирал на окружающий его мир. - А я играю в квиддич, - сказал он. – Вместе с родителями. А ты не предполагаешь, на каком будешь факультете? Я пожал плечами. - Я уверен, что попаду в Гриффиндор, - сказал мальчишка. – Все мои предки учились там. Но если меня, вдруг, вздумают определить в Слизерин, то я, вообще, уйду из школы, а ты? Я снова растерянно пожал плечами. Странные вопросы задавал этот мальчик, на них никак нельзя было так сразу дать однозначный ответ. - В Слизерине одни чёрные маги учатся, - говорил мальчишка. – Они злые и все воображают, как один, и гордятся чистотой крови. «А сам-то ты никогда не воображаешь?» - хотел, было, спросить я его. Но тут скрипнула дверь, и на пороге появилась мама: - Северус! - Мам, смотри, что я купил! – я кинулся к ней, неся перед собою свой котёл. - Молодец, мой мальчик. – Она обняла меня за плечи, и мы вместе вышли из магазина. Я был рад, что отделался от мальчишки, он сделался мне неприятен. Но меня беспокоили его слова. Ведь, это же, в Слизерине учились все мои предки. Ну, не совсем все – мой прапрапрадедушка по бабушкиной линии закончил Рейвенклоу – но, почти что, все. Да не просто беспокоили, скорее, даже, возмутили: да, разве такое может быть, чтобы на всём факультете все студенты поголовно были плохие? Я поведал матери свой разговор с мальчишкой. Матушка, как всегда, меня внимательно выслушала и сказала: - Не надо принимать его слова близко к сердцу, малыш. Не стану скрывать, наш факультет имеет свои недостатки, а у кого их нет? И на других факультетах Хогвартса тоже можно найти достаточно скверного. И ты правильно заметил, этот мальчик сам строит из себя невесть что. Послушай меня, сынок. Не важно, на каком факультете ты будешь, а важно, какой ты сам по себе. Факультет ещё не определяет человека, как личность. Главное, будь собой. И прилежно учись. И в обиду себя тоже не давай. Я уже тогда почувствовал, что эти её слова, особенно последние, очень много для меня значат.
severus s.: Мы присели на лавочке, выпили по бутылке лимонада, и двинулись дальше, в магазин «Мадам Малкин. Мантии на все случаи жизни» - покупать для меня школьную форму. Здесь мне опять пришлось несколько минут постоять смирно, пока мадам Малкин и её помощница подгоняли мне по росту школьную мантию и прочую школьную одежду, прилагающуюся к ней. Однако, моя новая школьная форма мне нравилась. Зашли мы и в книжный магазин «Флориш и Блоттс». Но, как и говорила мама, учебники почти все у меня уже были, дома, на много лет вперёд. Однако, книги всегда были нашей слабостью: что у меня, что у матушки. У нас дома, как я уже говорил, было очень много книг, старинных и относительно новых, и совсем древних, печатных и писаных от руки нашими предками. А сейчас мне матушка просто купила в подарок книгу по астрономии, рассказывающую о планетах Солнечной системы. Вообще-то, в Хогвартсе, я знал, астрономию тоже изучают, но в первые годы обучения специальных учебников не требовалось. А ещё в соседнем магазинчике канцелярских принадлежностей мама купила для меня стопку пергаментных листов, несколько толстых тетрадей, тоже из пергамента и в кожаных обложках, набор перьев и флакончик с чернилами, которые меняли свой цвет во время письма или при взбалтывании: чернила из красных становились зелёными, из зелёных – синими, потом – фиолетовыми, затем – чёрными и опять красными. Некоторое время я нарочно взбалтывал флакончик, пока это мне не надоело. Моя теперешняя школьная сумка постепенно набирала вес. К концу дня я чувствовал, что устал, но, в целом, был доволен. - Ну, вроде бы, всё, - сказала мама, когда мы, набегавшись по магазинам, сидели, закусывали в кафе. - Нет, ещё не всё, - ответил я. – Ты обещала мне купить сову, - напомнил я ей. - Ах, да, конечно! Доедай пирожное, допивай чай, и – пойдём в «Торговый центр «Совы»». Магазин помещался в довольно мрачном на вид здании. Но, мне оно очень нравилось. Оттуда доносилось приглушённое уханье. Следом за матерью я зашёл внутрь. В магазине царила кромешная тьма, полная шорохов, уханья, шелеста и шуршания перьев. Лишь яркие, как янтарные камни, глаза сов светились в темноте. Я задыхался от восторга. Мне всегда нравились совы, да и, вообще, я любил всю живность. Но, вот, в дальнем углу замерцал слабый огонёк – кто-то зажёг свечку. Мы с мамой пошли на него. У стола стоял задумчивый и довольно приятный молодой человек. - Вы пришли купить сову? – спросил он нас. – Правильное решение. Это, я вам скажу, замечательные птицы. Они приносят столько пользы. И у нас всегда есть богатый выбор. – Он осторожно приблизил свет ко мне: - Молодой человек едет учиться в Хогвартс, и вы хотите приобрести для него сову? Что ж, давайте посмотрим. Мы подошли к клеткам. Совы щурились от света. - Вы можете купить неясыть, - сказал продавец, освещая одну из клеток. Очень славное создание. А можете купить полярную сову. – Парень осторожно осветил другую клетку. – Смотрите, как они красивы! Мне приглянулась небольшая серая сова, которая сидела чуть в сторонке, на жёрдочке. Она была какая-то тихая и серьёзная, а, впрочем, у всех сов взгляд серьёзный и умный, но в ней я почувствовал родственную душу. Мама мне её тут же купила. А, также, мы приобрели для неё клетку и чехол на клетку, чтобы защитить совушку от солнечного света, и ещё, пакетик со специальным кормом. Продавец мне рассказывал, как надо ухаживать за совой, я всё прилежно запоминал. Когда мы снова вышли на свет, я сперва зажмурился от яркого солнца, а потом долго ещё щурился. Дома я потихоньку изучал свои учебники; ну, некоторые из них я выучил наизусть ещё раньше, я уже об этом рассказывал. Помимо «Тысячи волшебных растений и грибов» я тщательно изучил свой учебник по защите от тёмных сил. Также, сварил несколько простейших зелий по рецептам из учебника, и они у меня получились. Почитывал я и «Книгу заклинаний», и даже не удержался и опробовал некоторые из них с разрешения матери. Вообще-то, несовершеннолетним запрещено применять магию за пределами школы, но мама разрешила мне переступить через этот запрет, как разрешала и впредь. К тому же, тогда я ещё не побывал в Хогвартсе, следовательно, и спроса с меня пока не было. Таким образом, я с помощью своей волшебной палочки восстановил треснутое на днях оконное стекло в кухне и починил дверную ручку. Пускал я неоднократно и разноцветные искры и в восхищении наблюдал, как они вспыхивали, мерцали и гасли. У меня просто руки чесались. Но я уже знал, что необдуманные поступки могут плохо кончиться. С удовольствием прочёл и книгу по астрономии, подаренную матушкой к отъезду в Хогвартс. И во всех книгах нашлось немало такого, о чём я раньше не знал. Но, тем не менее, в школу я отправился достаточно осведомлённым. 3 Утром, первого сентября мы с матушкой отправились в Лондон, обычным маггловским способом, на такси. Я вёз с собой солидный груз: внушительного размера чемодан и клетку с Cофи ( так я назвал свою сову). Всё это помещалось на тележке. Нам с мамой хотелось побыть вдвоём перед долгой разлукой, мы оба знали, что в следующий раз увидимся не скоро. Где-то в половине одиннадцатого мы прибыли на вокзал «Кингс-Кросс», откуда поезд должен был отвезти меня в мою новую школу. Меня одолевали противоречивые чувства: с одной стороны я хотел в Хогвартс, стремился туда всем своим существом – поездка обещала быть крайне увлекательной, и мне не терпелось всерьёз начать изучать магию и стать настоящим волшебником: мне хотелось учиться, я жаждал знаний, с другой стороны, мне не хотелось покидать мать, оставлять её одну, а заодно, родной дом и городок, где я вырос. Но я держался мужественно. Ничего, говорил я себе. Это всё равно, что отправиться в долгое путешествие. По сути, так оно и есть: поездка в Хогвартс – это длительное путешествие, после которого возвращаются домой. Что я, не мужчина? На вокзале было полно народу. В основном, магглы. Но я заприметил и несколько волшебных семей: ребята, так же, как и я, катили перед собой небольшие тележки с чемоданами и клетками с совами и прочей живностью. Недалеко от нас, в сопровождении родителей, бойко шагала белокурая кудрявая девочка с большим рыжим котом на руках. Она была со мной примерно одного роста – очевидно, тоже ехала в Хогвартс в первый раз. Её папа толкал перед собой тележку, такую же, как и у меня, а мама давала какие-то наставления. - Нам надо на платформу «номер девять и три четверти», - сказала мне тем временем моя мама. Мы остановились возле кирпичного барьера, который разделял платформы под номерами: девять и десять. Но я знал, что нужная нам платформа скрыта от посторонних глаз. Рядом с нами остановились: девочка с котом и её родители. Её мама переглянулась с моей – волшебницы узнали друг в друге своих. - Мы вас пропустим, - любезно предложила моя мама её маме. -Спасибо вам большое, - ответила мама кудрявой девочки и обратилась к дочери: - Давай, Линди, смотри, как папа пройдёт - и иди за ним следом. Мужчина шагнул вперёд и прошёл сквозь стену. Следом за ним, точно так же, исчезли и девочка с котом, и женщина. - Видел, Северус? – спросила мама. – Давай теперь ты. Смелее! Я, толкая перед собой свою тележку, двинулся прямо на барьер. И… вышел с другой стороны! Я огляделся. Преждняя платформа исчезла, на её месте появилась новая, у которой стоял паровоз алого цвета. Надпись на табло, висевшем на кирпичной стене, гласила: 9/ ¾ Хогвартс-экспресс. 11.00.
severus s.: Платформа была заполнена людьми, в основном, детьми со школьными чемоданами и клетками на тележках, в которых перекликались разбуженные совы. Всё говорило о том, что почти все здесь присутствующие – маги. А некоторые лица мне даже показались знакомыми – очевидно, я мельком видел их в Косом переулке. Мой мир, мой народ… Но, по-настоящему я здесь никого не знал. Мама положила руку мне на плечо: -Как тебе? Нравится? -Да. Очень, - задумчиво ответил я. Меня неудержимо манил и в то же время настораживал этот неизведанный мир, имеющий ко мне самое прямое отношение. - Давай-ка, я тебя сфотографирую перед отъездом, - сказала матушка. – Поставь чемодан на платформу и сними чехол с клетки. Я так и сделал. Матушка взвела фотокамеру: - Встань на фоне паровоза. Отлично! Улыбнись! Я сдержанно улыбнулся. Я, как правило, улыбался сдержанно. Мама меня щёлкнула. Затем, спрятав свою фотокамеру обратно в сумочку, снова подошла ко мне и обняла: - Ну, что ж, сыночек, скоро мы с тобой расстанемся. До самого Рождества. Будь умницей, хорошо учись, старайся. А на рождественские каникулы я тебя здесь встречу. И тут-то я осознал по-настоящему, что сейчас мне впервые предстоит надолго расстаться с матерью, и что в следующий раз мы с нею увидимся не скоро, и я уже буду тогда другой. Я прижался к ней, в глазах защипало, но я не мог допустить того, чтобы, вот так, расплакаться прямо на вокзале, да ещё перед первым отъездом в Хогвартс. Матушка расцеловала меня, поправила мне волосы, ворот рубашки, и снова прижала к себе. - Скоро уже поезд тронется, - тихо произнесла она. Я нежно поцеловал мать на прощание и, сделав над собой усилие, выпустил её из своих объятий. Затем мы пожали руки, и я задержал её ладонь в своей руке. - Иди, сынок, - так же тихо сказала мама. – Давай я помогу тебе затащить чемодан в тамбур. Лезь по лесенке, Северус. Я забрался в тамбур. Матушка передала мне по очереди: клетку с совой и чемодан: - Как приедешь в школу, пришли мне письмо с Софи! Удачи, Северус! -Спасибо, мам!- я помахал ей рукой:- Счастливо вернуться домой! Мама мне посылала рукой воздушные поцелуи. Я ободряюще улыбнулся ей и пошёл в вагон. На лице матери было заметно лёгкое беспокойство за меня. Ей явно не хотелось меня от себя отпускать, но иного выхода не было ни у неё, ни у меня. Если б я знал тогда, сколько мне предстоит пролить в школе слёз, сколько придётся испытать насмешек, издевательств и унижений от однокашников, и убедиться на собственном опыте, сколь несправедлива может быть жизнь. Но, ни о чём таком тогда не подозревая, я зашёл в вагон и принялся искать свободное место. Мне повезло: вскоре я обнаружил целое свободное купе. Я не спеша уложил чемодан на полку, клетку с Софи поставил на сиденье и присел у окна. Я уже был в приподнятом настроении, предвкушая поездку. Но моё блаженное одиночество длилось недолго. Вскоре после того, как паровоз дал свисток, и поезд тронулся в путь, дверь распахнулась, и в купе пожаловали три мальчика, приблизительно одних лет со мной. Среди них выделялся один. Он был худощав, как и я, но был чуть повыше ростом. Его белобрысые волосы были зализаны назад. И сам он был очень бледен, хотя, судя по всему, на здоровье не жаловался. Другие двое, вошедшие с ним, были как-то похожи друг на друга: оба довольно крупные, толстые, тупо смотрели перед собой злобным взглядом. Впрочем, взгляд у всех троих был злобен, но белобрысый явно отличался хорошей сообразительностью, в отличие от своих туповатых друзей. Он уже успел выбиться у них в лидеры, и те двое громил безропотно ему подчинялись, и во всём поддакивали. -Привет,- сказал он мне. – Не возражаешь, если мы тут остановимся?- А сам уже сел рядом со мной, так что если бы я и попробовал возразить, это мало бы что дало. Его грузные друзья сели напротив. Чемоданы ребята позакидывали на багажные полки. Рядом с моей совой белобрысый мальчишка поставил клетку с филином, расправляя на ней чехол. Держался он крайне высокомерно. -Я тебя знаю, - с уверенностью заявил он мне.- Ты Снэйп? Верно? – Он c важностью протянул руку: - Люциус Малфой. Я осторожно пожал протянутую мне руку и тоже представился: - Северус. -Ну, точно, - подхватил Малфой и кивнул на своих адъютантов: - Разреши представить: Крэбб, Гойл. Мальчишки лениво кивнули. Я тоже слегка кивнул им в ответ. - Наконец-то нашли более-менее приличное место, - принялся разглагольствовать Малфой. – Куда ни сунься – кругом паршивые грязнокровки. Зачем их вообще в школу принимают? Какие они волшебники? Они выросли среди магглов, большинство из них узнали о Хогвартсе лишь когда получили письмо, и вообще, они ничего не знают, они – чужие. Просто тошно становится, как подумаешь о том, что существуют такие волшебники, которые вступают в брак с магглами. Мне стало немного не по себе, так как я тоже вырос, фактически, среди магглов, и отец у меня маггл, и хотя мать моя была чистокровная волшебница, я прекрасно понимал, что всё это у таких людей, как мои теперешние попутчики, вызовет только ненависть и отвращение: тот факт, что чистокровная волшебница вышла замуж за маггла, у таких как Малфой, Крэбб, и Гойл считается преступлением. - Лично я считаю, что такому отребью, как грязнокровки, вообще в Хогвартсе не место! – высказался Малфой. – А ты как думаешь? – спросил он меня. С каждой репликой этот мальчишка вызывал у меня всё больше неприязни. От матери я слыхал, что грязнокровками крайне невоспитанные волшебники называют тех волшебников, которые родились в маггловских семьях, тех, у кого родители не маги, магглорожденных, а также, случается, и таких, как я, находящихся в непосредственном родстве с магглами. Матушка меня предупреждала, что слово это очень скверное, и что в приличном обществе такими словами не бросаются. Я лишь невразумительно промычал в ответ, даже не взглянув на навязавшегося собеседника. По его словам, выходит, мне тоже в Хогвартсе не место – я ведь тоже нечистокровный. Я полукровка. Но для таких как Малфой всё равно, полукровка ты или магглорожденный – они так или иначе будут тебя презирать за родство с магглами. Но спорить с этим мальчиком, особенно в присутствии его друзей, было небезопасно. Да, я тоже знал его. Матушка рассказывала мне о Малфоях, и о том, что их сын тоже должен в этом году приехать в Хогвартс. Это было одно из самых состоятельных и чистокровных семейств волшебного мира. Мама предупредила меня, что они – опасные и очень влиятельные люди, и с ними лучше не связываться. «Люди всякие встречаются», - с детства помню, неоднократно говорила мне мать. – «Встречаются добрые, а встречаются и злые». Также, она предупреждала меня и о том, чтобы я никому не рассказывал в Хогвартсе, что мой отец маггл, что я ходил в маггловскую начальную школу, и что живу с магглами по соседству, в их посёлке. И вообще, велела мне помалкивать, что я, в последствии с удовольствием выполнял всю свою жизнь. А об отце я решил вообще никому ничего не говорить. Хотя бы, потому, что такой отец, как у меня, что есть он, что его нет – разница невелика. В то время, когда он не набрасывался на мать и не покрикивал на меня, он держался с нами так, будто в упор не замечал, словно нас и не было. А то и вовсе по нескольку суток не ночевал дома, пропадая неведомо где. И этого Люциуса Малфоя бояться я не собираюсь. Пусть я не чистокровный, как он, но магии во мне не меньше, а может даже и больше – магические силы, это как мускулы, их наращивать и развивать надо. Малфой мне навязал своё общество – пожалуйста, пусть сидит здесь, околачивается возле меня, если ему так хочется, я его прогонять не стану, и не потому, что их трое, и они могут меня поколотить – я, ведь воспитанный, буду вести себя, как подобает джентльмену, как меня матушка всегда учила, но и откровенничать с ним, и рассказывать ему о себе тоже не собираюсь. - Ты, видно, расстроился оттого, что с матерью пришлось расстаться? – в голосе Люциуса появилось нечто похожее на сочувствие. – Выше нос, друг! Мы едем в Хогвартс! Мы здесь все без мам, и без пап. Пора начинать жить самостоятельно. Так даже лучше – меньше надзора над тобой. Сам себе хозяин. Поскорее бы школу закончить и совсем независимым стать. – Он похлопал меня по плечу. Но совсем не так, как мальчишки в моей начальной школе - у него сверх всякой меры было развито чувство собственного превосходства. Можно было с лёгкостью поверить рассказам матери о семействе Малфоев. Я криво усмехнулся. Они опасные люди. Ничего. Я тоже могу быть опасным ( я вспомнил, как по моему желанию загорелись отцовские брюки). Важнее всего – знания, они у меня уже есть, и их будет больше. Ещё важны практические навыки. Вот тут у меня пробелы. Ну, ничего, наверстаю. Здесь, в поезде едут те, кто о волшебстве до недавних пор вообще никогда ничего не слыхали. Я принялся молча смотреть в окно. Мои попутчики тоже притихли на некоторое время и, даже, задремали. До тех пор пока по коридору не приблизилась к нам тележка со сладостями. Продавщица – симпатичная, маленькая, пухленькая и розовощёкая ведьма любезно предложила нам множество самых разных вкусных вещей. Мама дала мне достаточно денег. Я тут же купил себе тыквенный пирожок, коробку тыквенного печенья и несколько шоколадных лягушек. Я успел проголодаться. Драже со всеми вкусами я брать не стал – кто его знает, с каким вкусом мне попадётся. Эти сладости на любителя. Но его купил Люциус – внушительную пачку. Шоколадные лягушки у него тоже были. Он попросил у меня одно тыквенное печенье и взамен предложил взять одно драже. Я нерешительно протянул руку, выбирая. - Лучше эту возьми, розовую, - посоветовал Малфой. – А то можно выбрать с таким вкусом, что тебя на изнанку вывернет. К этим сладостям надо было привыкнуть, поскольку конфеты-драже фирмы «Берти Боттс» действительно отличались оригинальностью. Нет, здесь попадались и вполне приличные вкусы, как, например, фруктовый или шоколадный, а могли попасться конфеты и со вкусом сыра или сосисок, но порой бывали и такие вкусы, какие нормальному кондитеру вряд ли взбредёт в голову придавать своим сладостям. И тем не менее, эти конфеты изготовлялись и продавались волшебникам, причём, весьма успешно. Я взял. Конфета оказалась со вкусом черешни. - Ну, как? – спросил Люциус. - Нормально,- ответил я. – Черешня. - То-то. Возьмите теперь вы. – Он протянул свою коробочку Крэббу и Гойлу. – Эту, эту возьми! – сказал он, с коварной усмешкой. – Очень вкусно! Незабываемый вкус! Гойл по-тупому потянул в рот коричневую конфетку, и тут же поперхнулся: - Гадость какая! Со вкусом соплей! Малфой и Крэбб расхохотались. Малфой весьма отличался коварством. Но я уже тогда знал, что ко своим они относятся вполне терпимо и настоящей подлости не сделают. Только чужим. Хотя, исключения не исключены. Также, я заметил, что Малфой ко мне, стараясь незаметно, но, довольно активно, подлизывается. Уже в дальнейшем я неоднократно замечал, что хотя он больше времени проводил с Крэббом и Гойлом, но нередко советовался со мной насчёт учёбы: как правило, по волшебным зельям и защите от Тёмных сил, но и по другим предметам тоже. Он уважал меня за глубину и широту знаний. Даже, не столько уважал, сколько стремился использовать: я был ему крайне полезен, и Люциус это прекрасно понимал, и даже мне завидовал, так как мои оценки по всем предметам были всегда на один-два балла выше, чем у него. Попробовав драже, мы принялись за шоколадных лягушек. Вот это с детства были одни из моих любимых волшебных сладостей. Мне они нравились ещё потому, что внутри каждой такой упаковки всегда имеется вкладыш с портретом какого-нибудь знаменитого волшебника или волшебницы. У меня дома к тому времени уже таких карточек накопилась внушительная коллекция. Я вытащил карточку. На ней был изображён хорошо известный всем волшебник с длинными седыми волосами и такими же белоснежными длинными усами и бородой. Он очень добродушно, и, в то же время, невероятно проницательно смотрел с портрета своими ярко-голубыми глазами сквозь изящные очки полукруглой формы. «Альбус Дамблдор» - было написано под портретом, но я давно уже знал, как зовут этого человека – в ту пору он уже был очень знаменит в волшебном мире. У меня уже имелось, как минимум, два десятка таких карточек с его портретом. Также, я его не раз видел на фотографиях в волшебных газетах, и был достаточно о нём наслышан. Знал я и о том, что он теперешний директор Хогвартса. Альбус Дамблдор прославился как гениальный учёный, в самых различных отраслях магии, а также, как борец против тёмных искусств, защитник прав магглов и магглорожденных, и борьбой за справедливость в целом. Волшебное сообщество относилось к нему неоднозначно: одни его чуть ли не боготворили, другие – люто ненавидели. Кто-то ему завидовал. Дамблдор действительно был довольно яркой, одарённой личностью, и, как свойственно в таком случае, имел множество единомышленников и недоброжелателей, пламенных сторонников и яростных противников его идеям и общественной деятельности. Моя мать его взгляды в большинстве разделяла, но, как к личности в целом, она относилась к нему cпокойно, трезво понимая, что Дамблдор прежде всего человек, и, что ему, как и всем, людям, свойственно ошибаться. Ей случалось лично общаться с ним, во время учёбы в Хогвартсе. Мама мне рассказывала, что в ту пору, когда она сама училась в Хогвартсе, директором школы был профессор Армандо Диппет, а Альбус Дамблдор тогда преподавал трансфигурацию. Моя матушка отзывалась о нём с уважением, хоть и считала этого человека немного странным, говорила как-то, что он бывает слишком мягок и, зачастую прощает серьёзные проступки. И что при всём его огромном желании поступать всегда по справедливости, он нередко, и вполне осознанно, допускал несправедливые вещи, которые происходили у него под самым носом. Моя мать говорила, что он себе на уме. Я перевернул карточку и прочёл также давно мне знакомую информацию на обратной стороне: «Альбус Дамблдор, в настоящее время директор школы «Хогвартс». Считается величайшим волшебником нашего времени. Профессор знаменит своей победой над тёмным волшебником Грин-де Вальдом в 1945 году, открытием двенадцати способов применения крови дракона и своими трудами по алхимии в соавторстве с Николасом Фламелем. Хобби – камерная музыка и игра в кегли.» Малфой обернулся ко мне и тоже склонился над карточкой: - Вот, несчастье. Непременно, в ту пору, когда я собрался в Хогвартс, он стал директором. Отец говорит, что Дамблдор развалит школу. Он и так уже успел наделать бед хуже пожара, защитник магглов. Министерство магии советуется с ним по каждому вопросу. Его ещё на пост министра магии приглашали. – Лицо Малфоя перекосило от отвращения: - Куда катится волшебный мир? Мало того, что вся школа загажена вонючими грязнокровками, хотя, их и раньше в Хогвартсе полно было. Уже «Хогвартс-экспресс» провонял насквозь – дышать не чем. Рождённые от магглов учатся в школе волшебников. – Как я понял, далеко не все из сказанных им слов принадлежали непосредственно самому Люциусу Малфою – многое он повторял за родителями, усвоив из разговоров дома. Я молча слушал, предпочитая не вмешиваться, хотя с куда большим удовольствием заехал бы сейчас Малфою по морде, но я с самого начала понял, что с Малфоем лучше не спорить – дороже выйдет, всё равно, ему уже ничего не докажешь, такие как он не поддаются воспитанию. Но от своих сегодняшних попутчиков я был, мягко говоря, не в восторге. Когда я перевернул карточку обратно, Дамблдор с неё исчез, но я знал, что вскоре он опять на ней появится. Я спрятал карточку в карман рубашки. Малфой снова умолк на время. Я захрустел печеньем. Поезд мчал вдоль зелёных полей. Он ехал куда-то на север. В небе то сгущались тучи, то выглядывало солнышко. День клонился к закату. Малфой попросил у меня ещё пару печений, а сам протянул мне жменьку драже по своему выбору. Мне попались конфеты со вкусом цветной капусты, печёной кукурузы, кокоса, клубники, мяты. А Крэббу досталось драже со вкусом рвоты. Я был уверен, что Люциус их с Гойлом нарочно разыгрывает. - Ох! Ох! Я сейчас вырву! – скорчился Крэбб. - Что вы тут делаете?! – дверь купе распахнулась, и на пороге появилась девочка лет пятнадцати с жёстким взглядом и лицом, искажённым злобной, презрительной ухмылкой. В первый момент она показалась мне очень некрасивой, лишь позже я заметил, что на самом деле, она в достаточной степени обладает внешней красотой, но что-то в ней ощущалось неприятное, казалось, она в каждом готова была отыскать какой-либо изъян и тут же облить грязью, подчёркивая при этом собственное превосходство. - Меня зовут Беллатриса Блэк, - сообщила девочка, обводя нас глазами, сообщала она своё имя, главным образом, для меня, так как с остальными мальчиками была знакома раньше (правда, Крэбб и Гойл в виду их колоссальной тупости вполне могли забыть, как её зовут, так что напомнить им лишний раз об этом не мешало). – Я – староста факультета Слизерин, единственного достойного в Хогвартсе факультета. Моя обязанность сообщить вам, что уже давно пора одеть школьные мантии и быть наготове. Школа уже близко. – Сама она уже была в чёрной школьной мантии с эмблемой Слизерина слева на груди – белая змейка на зелёном фоне. Ещё у неё рядом был приколот серебряный значок старосты. Тёмные её волосы разметались по плечам. - Привет, Белла, - сказал ей Малфой, как ни в чём не бывало. – Уже освоилась с новой должностью старосты? Расслабься. -Привет, Люциус, - строго сказала Белла. – Уж, во всяком случае, вам расслабляться сейчас никак не следует. Вы должны немедленно одеть школьную форму. А если вы не успеете вовремя переодеться, «Хогвартс-экспресс» увезёт вас обратно в Лондон. - Хорошо, сейчас оденем. Только ты выйди. Не станем же мы переодеваться при тебе – ты засмущаешься. Крэбб, Гойл и я осторожно хихикнули. -Прекрати паясничать. – Беллатриса строго глянула на Люциуса и вышла. А мы принялись распаковывать чемоданы и вытаскивать оттуда свои школьные мантии, а также, чёрные брюки, белые рубашки, серые свитера и чёрные галстуки для первокурсников-новичков. Уже завтра, с утра, галстуки мы оденем другие – в полоску цветов символики факультета. И уже сегодня вечером на наших мантиях на груди слева появится эмблема факультета. Я снял свои джинсы и ковбойку, переоделся в форму и взглянул на себя в зеркальную дверь купе. Поправил ворот, галстук, волосы – мамы рядом не было, теперь всё надо было делать самому. Как у Крэбба, так и у Гойла, никак не получалось завязать себе галстук. Малфой, увидев это, рассердился, обозвал их бестолковыми тупицами и , одевшись сам, принялся помогать с одеждой им.
severus s.: За окнами уже давно потемнело. Тем временем, по всем вагонам прозвучал голос машиниста: «Юные пассажиры, внимание! Мы подъезжаем к Хогвартсу через пять минут! Просьба, оставить ваш багаж в поезде, его доставят в школу отдельно!» Малфой тоже глянул на себя в зеркало, самодовольно ухмыльнулся и вышел за дверь. За ним неуклюже последовали Крэбб и Гойл. Я двинулся следом за ними. Поезд постепенно сбавлял ход, пока не остановился совсем. Толпа вынесла меня на платформу. В лицо дохнул свежий ветер. Небо сплошь было усеяно звёздами. В воздухе ощущалась прохлада. Неожиданно в глаза ударил ослепляюще яркий свет, и я различил впереди огромную фигуру в меховом жилете, с фонарём в руке. Я сразу понял, что это лесничий Рубеус Хагрид. Мама мне про него тоже рассказывала. Он учился в Хогвартсе в то же время, что и она, только был её курсом старше. Потом его исключили из школы из-за несправедливой подставы школьного старосты, но Дамблдор не дал ему пропасть и пристроил в школе на место лесничего. А до него лесничим в Хогвартсе работал мистер Огг. - Первокурсники! – позвал Хагрид. – Все, кто приехал в Хогвартс в первый раз, все сюда! Я присоединился к небольшой толпе, окружившей его. Хагрид добродушно поглядывал на нас с высоты своего огромного роста. - Все собрались? – спросил он нас. – Тогда идём! И не теряться! И мы пошли вслед за лесничим в тёмную мглу. Мы шли через лес, по узкой тропке. Ребятишки притихли. Наступила почти что полная тишина, шаги заглушала то ли опавшая листва, то ли хвоя. Кожей ощущался прохладный влажный воздух – темнота была сырая и липкая. Но вот впереди снова раздался голос великана-лесничего: - Ещё несколько секунд, и вы увидите Хогвартс! Осторожно, осторожно! Все сюда! И тут раздался полный восхищения возглас, слившийся из нескольких десятков детских голосов. Я встал на цыпочки. Мы вышли к озеру! Это было знаменитое озеро Хогвартса, о котором я, также, был достаточно наслышан от матери, а заодно и прочёл в «Истории Хогвартса». Но увидеть всё это великолепие своими глазами – это же совсем другое дело! Сколько я ждал этого! Ну, конечно, сейчас нас переправят по озеру на лодках! Снова моё сердце учащённо забилось в груди. У меня дух захватило! Озеро было огромное, чёрное, в воде отражались звёзды, а на противоположном берегу возвышался величественный, старинный замок с башнями, бойницами и многочисленными витражами. Хогвартс! Мальчик, стоявший неподалёку, нашёл на земле камень и кинул его в озеро, так, что он запрыгал по воде, подскочил несколько раз и исчез под водой. По глади озера волнами расходились круги. Я узнал мальчишку, его круглые очки и растрёпанную шевелюру: это его я встретил тогда в Косом переулке, в магазине с котлами. Сейчас он сосредоточенно оглядывался, очевидно, в поисках ещё одного камня. - Не надо, - тихо сказал ему серьёзный паренёк с аккуратно расчёсанными на пробор волосами. – Мало ли чего. – Даже при свете звёзд было видно, что он очень бледен и, вообще, какой-то болезненный. Вихрастый мальчишка в очках только пожал плечами. Тем временем снова послышался голос школьного лесничего: - По четыре человека в каждую лодку. Не больше. Я заметил у берега целую флотилию маленьких лодочек, покачивающихся на озёрных волнах. Первокурсники, кто бойко и уверенно, а кто – робко и нерешительно забирались в лодки и рассаживались там. Я смело забрался в свободную лодчонку в предвкушении захватывающего волшебного плавания. Со мной в одной лодке оказались мои сегодняшние попутчики по купе. Они приветственно мне закивали. Скорее всего, это нарочно Малфой искал встреч со мной. Я ответил им вялым кивком и вновь принялся окидывать взглядом озеро. Когда все новобранцы расселись по лодочкам, флотилия плавно двинулась сама собой через озеро. У лесничего была своя отдельная лодка. Я смотрел на приближающийся замок. Он притягивал к себе мой взор, я не мог налюбоваться. Частично он был выстроен на огромном утёсе и потому ещё более возвышался над озером и окрестностями. - Пригнитесь, друзья! – вновь скомандовал Хагрид. Мы подплыли к утёсу. Над нами нависали густые заросли древнего плюща. С каких пор он тут рос? Быть может, с самого основания Хогартса. Под его ветвями оказалась огромная расщелина, или, точнее, вход в подземелье. Мы поплыли по подземному туннелю! На стенах горели факелы, дающие довольно слабое освещение, начало и конец туннеля терялись во тьме. Наверное, мы уже плывём под замком. Всё это было так здорово, самое настоящее приключение! Сюда бы моих товарищей по начальной школе нашего посёлка, им бы всё это ещё как понравилось. Но для них этот мир, к сожалению, был закрыт. Единственное, о чём я жалел, так это о том, что их сейчас со мной рядом нет, их мне не хватало. И я уже тогда понял, что их теперь мне будет не хватать постоянно, они – часть моей жизни, оставшейся в прошлом. А какое будущее меня ожидало впереди? Я покосился на Малфоя, Крэбба и Гойла – нет, они мне их не заменят. Мы причалили к подземной пристани, освещённой факелами. - Высаживаемся! – скомандовал Хагрид. Мы высадились на камни и вслед за лесничим двинулись наверх, по широкой каменной лестнице. Здесь было темно, светил только фонарь в руке Хагрида, ступени терялись во мгле. Но вот снова повеяло свежим воздухом – мы вышли на обширную лужайку у подножия замка, а затем снова начали подниматься по лестнице. В конце лестницы я разглядел тяжёлую дубовую дверь. Толпа ребят двинулась быстрее. И вот тут со мной случилось неприятное происшествие, может, не столь значительное, но именно оно и положило начало всем моим несчастьям в Хогвартсе. Я поскользнулся на ступеньке, упал и очень больно ушиб локоть. Боль была такая дикая, что у меня слёзы брызнули из глаз. Казалось, огромный нож расколол мою кость. Я здоровой рукой схватился за разбитый локоть и был не в силах подняться на ноги. Локоть болел всё сильнее, боль резала, как ножом – ну, конечно, у меня треснула кость. Я присел на ступеньку. - Что случилось? – строго спросила меня остановившаяся неподалёку девочка с рыжими волосами. - Болит, - только и смог пропищать я. Но неприятности мои только начинались. Трое мальчиков, которые тоже находились поблизости, вдруг разразились безудержным хохотом, и среди них я безошибочно узнал растрёпанного мальчишку в очках, с которым познакомился в котельной лавке. Рядом с ним стояли ещё двое: один – красавчик, надменного вида, с аккуратно уложенной шевелюрой и изящно спадающей на лоб чёлкой, не в пример его растрёпанному товарищу, и другой: маленький, невзрачный, с волосами мышиного цвета. - Неужели, так сильно болит? – насмешливо спросил меня мальчишка в очках. – Я, вот, в поезде сегодня тоже руку ушиб и не плакал совсем. А ты нюни распустил на всю школу! - Не твоё дело! – рассердился я. – Мне действительно больно! Мальчишки снова расхохотались. - Наверное, ты маменькин сынок, - сказал мне мальчишка с изящной чёлкой. – Потому и ноешь по каждому поводу. Чтоб я так разревелся при всех! – Он толкнул локтем мальчишку в очках: - Послушай, Поттер, он с матерью тогда был? - Да, он её в магазине с котлами ждал. Она сказала, чтобы он без неё никуда не выходил. Низенький неказистый мальчишка, который вертелся возле своих задиристых товарищей и жадно наблюдал за всем происходившим, схватился за живот и согнулся от смеха в три погибели. Двое других задир тут же его поддержали. Девочка с рыжими волосами неодобрительно взглянула: сперва - на троицу хохотавших мальчишек, а затем – на меня. А я всё сидел на ступеньке, не в силах подняться, держась за разбитую руку, и не мог сдержать непрерывно льющихся горьких слёз. Боль усиливалась, но плакал я, в основном, не из-за физической боли, а из-за того, что ребята, перед которыми я ни в чём не провинился, ни с того, ни с сего на меня напали, так ко мне отнеслись за то, что я разбил руку, и от этого мне было ещё больнее. Наверное, треснула кость, подумал я. И что мне теперь делать? - Хватит, ребята, - сказал четвёртый мальчик, который тоже стоял рядом, тот самый, бледный и нездоровый с виду, аккуратно причёсанный. – А если ему действительно больно? - Ай, куда там, - отмахнулись мальчишки, но слегка поутихли. Хагрид тем временем колотил кулаком в дверь. В этот момент дверь распахнулась, и из неё вышла высокая молодая учительница сурового вида, одетая в изумрудно-зелёные одеяния. Хагрид сообщил ей, что первокурсники доставлены и в тревоге оглянулся на меня. Тут к учительнице, не смотря на то, что она казалась весьма строгой, подскочил Люциус Малфой и немного испуганно, но твёрдо сообщил: - Профессор МакГонагалл, Снэйп споткнулся на ступеньках и, кажется, руку сломал! - Этого ещё не доставало! – воскликнула учительница. – Ну, пойдём-те. – Она подошла ко мне и склонилась надо мной: - Где болит? - Вот здесь. – Я показал левый локоть. Она осторожно тронула мой локоть. Я вскрикнул. - Всё ясно. У вас, судя по всему, треснута кость. Ну, не переживай, мой мальчик. Всё поправимо. – В голосе суровой дамы прозвучала мягкость. Трое мальчишек продолжали смеяться и отпускать реплики, но я уже не слушал. - Тихо! – строго сказала им МакГонагалл. Мальчишки притихли. - До конца вечера дотерпите? – спросила профессор МакГонагалл меня. – Впрочем… - Она коснулась своей волшебной палочкой моего локтя, и боль мгновенно утихла. – Я пока сняла боль, а после ужина вас отведут в больничное крыло. Я – не специалист в области сращивания костей. Левую руку пока осторожно придерживайте. Всё. Пошли. Нам некогда. Малфой опекающе взял меня под руку. Вслед за учительницей мы прошли через огромный холл, мимо дверей в Большой зал, и она привела нас в небольшую комнату. - Добро пожаловать в Хогвартс! – сказала нам профессор МакГонагалл. – Cейчас, совсем скоро, вы присоединитесь к своим старшим товарищам в Большом зале. Нас всех ожидает праздничный ужин по случаю начала учебного года. Но прежде вас распределят на наши школьные факультеты. Их у нас в Хогвартсе четыре: Гриффиндор, Рейвенклоу, Хаффлпафф и Слизерин. У каждого факультета своя история, и каждый из них имеет своих выдающихся выпускников. В течении семи лет учёбы в школе ваш факультет будет для вас семьёй. За ваши успехи ваш факультет будет получать очки. За нарушение правил – терять. В конце года факультет, набравший большее количество очков, побеждает в соревновании между факультетами, и это большая честь. Надеюсь, каждый из вас станет достойным членом новой семьи. Эту речь МакГонагалл всегда говорила первокурсникам перед началом распределения. Всё сказанное только что ею я знал и раньше. Затем МакГонагалл сообщила нам, что церемония распределения начнётся через несколько минут, а мы должны собраться с мыслями. Она задержала взгляд на моей травмированной руке, а затем произнесла: -Я скоро вернусь. Чтобы вели себя тихо. – И скрылась за дверью. - А как будет происходить этот отбор? – спросил курносый, веснушчатый мальчик c курчавыми волосами. Наверное, он был из семьи магглов. Мне мама когда-то рассказывала про Распределяющую Шляпу, которая в своё время принадлежала Годрику Гриффиндору, но объясняться с незнакомыми мальчишками я сейчас был не в состоянии: меня беспокоила моя рука, и я, вообще, весь дрожал от волнения. - Эти испытания не для слабонервных! – заявил растрёпанный мальчишка в очках. Он не унимался. Я предпочёл держаться от него подальше – рука моя была сломана, и, в случае чего, я не смог бы ему сейчас дать сдачи, но он словно искал встреч со мной, искал меня взглядом: - Кстати, как там наш нервный поживает? - «Ай, у меня ручка болит!» - кривляясь, передразнил некрасивый мальчишка с мышиными волосами. - Заткнись! – крикнул я ему. И он тут же предпочёл спрятаться за спины лохматого в очках и красавчика с аккуратной шевелюрой. Отвагой он явно не отличался, как и умом. И тут произошло то, отчего все мы открыли от удивления рты. Сквозь стену в комнату вплыла размытая, слегка светящаяся в полумраке комнаты человеческая фигура. Призрак! Самый настоящий, призрак! А следом за ним возник ещё один призрак, а дальше – ещё и ещё. Целая дюжина призраков. Последним влетел маленький щуплый полтергейст, одетый в одеяния кричащих тонов, и с костылями в руках, хотя, в них-то он уж точно нисколечко не нуждался. - Кого я вижу! – воскликнул он, увидев нас, и устремился вниз со своими костылями. – Маленькие первокурсники! Сейчас мы вас попугаем! – Видать, он был большим пакостником. Несколько девочек взвизгнули. - Ну-ну, потише, Пивз! – сказал ему толстый призрак в сутане. – Как ты встречаешь новых учеников? - Вы ждёте отбора? Я прав? – обратился он к нам. Несколько ребятишек испуганно кивнули. Призрак улыбался самой, что ни на есть, радушной улыбкой: - Приветствую вас, всех сюда прибывших! Буду рад видеть вас в Хаффлпаффе. Это мой любимый факультет. Когда-то я сам там учился. Тут дверь вновь распахнулась – вернулась профессор МакГонагалл. Привидения и полтергейст Пивз тут же улетучились. - Строимся в шеренгу! – скомандовала нам МакГоногалл.- И следуйте за мной! Я встал следом за девочкой с золотистыми кудрями, которую видел ещё на вокзале, с котом. Кот и сейчас был у неё на руках, она слегка укутала его своей школьной мантией. Мы вышли из маленькой комнаты, пересекли коридор, в котором уже побывали, и вслед за МакГонагалл вошли в Большой зал. Матушка не раз мне его описывала, и у меня давно уже сложилось о нём представление, и, тем не менее, войдя сейчас в широкие двери центрального входа, я готов был ахнуть от восхищения. Зал действительно был также великолепен, как и по рассказам матушки, как и в описаниях «Истории Хогвартса», и даже, ещё лучше. Размерами он не уступал холлу замка. Зал был освещён множеством факелов и свечей. Здесь находились четыре длинных стола, за которыми сидели старшие ученики Хогвартса, а на другом конце зала, на небольшом возвышении – стол для преподавателей. Каждый стол был покрыт белой скатертью и заставлен шикарной, но совершенно пустой посудой, на которой поблёскивали блики от пламени плавающих в воздухе тысяч свечей. В их свете также серебрились призраки, задумчиво витающие по залу. Но самым удивительным здесь был потолок – он сейчас был цвета чистого ночного неба и сплошь усеян звёздами. Я знал, что он заколдован так, что копирует небо над замком. Создавалось впечатление, что зал находится под открытым небом. Следуя за профессором МакГонагалл, мы, пересекли зал по середине, по проходу между столами Хаффлпаффа и Рейвенклоу, и прошли прямо к преподавательскому столу. Перед ним, на возвышении, стоял небольшой, самый обычный с виду трёхногий табурет, на котором сверху лежала очень старая, в заплатах, остроконечная шляпа. Это она и есть! Распределяющая Шляпа! Значит, распределение сейчас начнётся! Сердце моё так и колотилось в груди. И тут Шляпа сама собой зашевелилась и запела песню! Конечно, я был готов к этому, и это меня не особенно удивило, а всё же, это было довольно странное явление: шляпа поёт песни. Некоторые первокурсники уставились на это зрелище во все глаза. Что и говорить, даже мне, выросшему в волшебной семье и с пелёнок знакомому с магией, многое казалось здесь удивительным и необычным, а что говорить о тех, кто вырос в семьях магглов – им всё здесь было внове, в диковинку. Шляпа тем временем с воодушевлением пела о четырёх факультетах Хогвартса, рассказывая, чем каждый из них славен. Разумеется, Гриффиндор у неё был славен отвагой и благородством, Рейвенклоу – цепкостью ума, Хаффлпафф – трудолюбием и чувством юмора, и Слизерин, разумеется, умением плести интриги. Я уже успел обратить внимание, что Слизерин, факультет моих предков, находится в немилости у всех остальных факультетов школы, оно-то, может, и понятно, если там учатся такие, как Беллатриса Блэк, но в то, что там все поголовно подлецы, как склонны утверждать многие студенты и выпускники иных факультетов Хогвартса, я не верил – такого просто не может быть! Я знал, что Распределяющая Шляпа каждый год поёт новую, аналогичную песню. Она сама их сочиняет. Правда, иногда, лет, этак, через сто, она может спеть и какую-нибудь из своих старых песен. Но вот, песня окончилась, зал зааплодировал, Шляпа умолкла и замерла. Профессор МакГонагалл в одной руке держала длинный свиток пергамента, а в другую взяла Шляпу: - Тот, чьё имя я назову, пусть подходит сюда и садится на табурет. Я надену ему на голову Распределяющую Шляпу, которая определит его на факультет. Итак, начнём. Эванс Лили! Рыжеволосая девочка довольно бойко вышла вперёд и уселась на табурет. Я узнал её, это она на лестнице неодобрительно смотрела на мальчишек, глумившихся надо мной, и на меня. МакГонагалл опустила на её голову Распределяющую Шляпу. Шляпа задумалась на минутку, а затем громко выкрикнула: - Гриффиндор! Зал одобрительно зашумел, аплодируя, особенно шумно было за столом стоящим под окнами, где сидели студенты Гриффиндора. МакГонагалл сняла с головы девочки Шляпу, девочка, вся раскрасневшаяся, сияя от счастья, прошла в зал и уселась за стол Гриффиндора, за которым продолжали во всю аплодировать. А МакГонагалл назвала следующую фамилию: - Диксон Виктор! Веснушчатый, кучерявый мальчик отделился от шеренги и нерешительно присел на табурет. - Хаффлпафф! – определила Шляпа. Мальчик тоже покраснел и со счастливой улыбкой, как будто победил на олимпиаде, побежал к столу Хаффлпаффа, который стоял сразу за гриффиндорским, где ему приветственно махали руками, приглашая к себе за стол. - Севидж Кевин! Мальчик невысокого роста, но борцовского телосложения, спокойно вышел из шеренги и присел на табурет. - Слизерин! – спустя пару минут, выкрикнула Шляпа. Стол Слизерина, стоявший у стены зала, разразился бурными аплодисментами. Кевин вприпрыжку побежал к своему столу. Ребята, на радостях, хлопали по плечам и по спине нового товарища. Обычно, в Хогвартсе к распределению первокурсников вызывают по фамилиям в алфавитном порядке, но иногда, из-за нехватки времени, список составляют как попало, так вышло и в этом году. - Паркер Линди! К табурету подошла знакомая мне девочка с котом. Кота она на время доверила подруге. По залу прошёл весёлый смешок. Шляпа определила Линди в Хаффлпафф. Девочка взяла у подруги своего кота и поспешила к Хаффлпаффскому столу, где её радостно приветствовали хаффлпаффцы, а её подружка, Глэдис Бэнкс, которую МакГонагалл вызвала следом, весело улыбаясь, вприпрыжку подбежала к табурету, и МакГонагалл одела Распределяющую Шляпу на неё. Глэдис тоже определили в Хаффлпафф, и она, счастливая, присоединилась к подруге. Когда прозвучало имя Люциуса Малфоя, тот вышел гордо, высоко подняв голову, не спеша подошёл и опустился на табурет. Профессор МакГонагалл надела на его голову Распределяющую Шляпу, и Шляпа, едва коснувшись его головы, громко выкрикнула: - Слизерин! Малфой, ещё сильнее возгордившись, уверенно, и с важностью, направился к столу Слизерина, который просто возликовал от восторга. - Гринвуд Томас! – объявила профессор МакГонагалл. Из шеренги вышел худенький, высокий серьёзный мальчик и не спеша, но вполне уверенно уселся на табурет. - Рейвенклоу! – крикнула Шляпа. Мальчик двинулся к своему столу, под радостные приветствия рейвенкловцев. А распределение шло своим чередом. - Флауэрс Эмили! - Рейвенклоу! - Джейсон Присцилла! - Слизерин! - Дрэйк Деметра! - Слизерин! Я обратил внимание, что с одними новичками Распределяющая Шляпа определяется довольно быстро, а с другими – думает несколько минут. Но вот, профессор МакГонагалл назвала моё имя: - Снэйп Северус! Я слегка вздрогнул, моё сердце замерло на долю секунды, но, в целом, я был спокоен, почти. На слегка ватных ногах я двинулся вперёд, придерживая свою разбитую руку. Осторожно взобрался на табурет. На мою голову мягко опустилась Распределяющая Шляпа, и я услыхал тихий задумчивый голос: - А ну, давай посмотрим… Вижу немало ума… И усердия не меньше… Немало решительности, только она пока дремлет в вас. Но чувствуется настойчивость и целеустремлённость… Вижу также, желание прославиться, но слава вряд ли по-настоящему вскружит вам голову, скромность также вам свойственна… Вы обладаете незаурядными способностями, в вас чувствуется талант, причём, не один, и неукротимая жажда познания… Куда же мне вас определить? На Хаффлпаффе вам станет скучно, скорей всего, несмотря на вашу способность долго, упорно и кропотливо работать. У вас крайне хорошо развита логика. Может, определить вас в Рейвенклоу? Не знаю, не знаю, там вас тоже могут не понять, хотя, с вашими мозгами вам туда, казалось бы, прямая дорога… Но нет уверенности, что там вас оценят… И в Гриффиндоре вас не поймут, несмотря на то, что отваги вам не занимать; вы не побоитесь пойти на риск, сохраняя при этом разум… Шляпа была мне непомерно велика: она сильно сползала мне на глаза, так, что я ничего не видел, кроме её изнанки, которую, впрочем, тоже было не разглядеть в темноте. Я слушал этот задумчивый монолог Волшебной Шляпы, и с каждой её фразой мне всё более становилось неловко от её похвал. Я уже чувствовал, что уши и щёки мои начали слегка гореть – неужели, я начинаю краснеть? Хотя, я, вроде бы, вообще, не краснею. Неловко, честное слово… - Все мои предки учились в Слизерине, - подал, наконец, голос я, и почувствовал, как робко и нерешительно прозвучал мой голосок под широкими полями Шляпы. - Это чувствуется, - с уверенностью произнесла Шляпа, - вас привлекают тёмные и таинственные стороны вещей, вас тянет раскрывать тайны, разгадывать загадки… Ну, что ж. Пускай будет СЛИЗЕРИН! На мгновение мне заложило уши от выкрика Волшебной Шляпы. Стол Слизерина приветствовал меня громкими аплодисментами. МакГонагалл сняла с моей головы Распределяющую Шляпу. Моя голова слегка закружилась, перед глазами на секунду всё поплыло и показалось размытым, но в следующий миг очертания вновь стали чёткими и обрели свои формы. Я на слегка онемевших ногах прошёл к столу Слизерина, который с этого момента стал моим факультетом, моим вторым домом, и занял свободное место. Меня тоже дружески хлопали по плечам, а Люциус Малфой с солидным видом пожал мне руку. А распределение продолжалось.
severus s.: Обернувшись, я увидел, как, тот самый, вредный мальчишка с аккуратной чёлкой ( его звали Сириус Блэк), усевшись на табурет, с испугом качает головой, выясняя отношения со Шляпой. И то ли мне это показалось, так как находился он от меня достаточно далеко, что он умоляюще шептал: «Только не в Слизерин, пожалуйста, не надо меня в Слизерин…» «А, нужен ты нам больно», - подумал я тогда. Тогда же я обратил внимание, что Беллатриса Блэк, сидевшая за нашим столом, презрительно, прямо, таки, с отвращением на него косится. У них одна фамилия, обратил внимание я, похоже, они родственники, это, конечно, не обязательно, но скорей всего; и, судя по всему, они не очень-то между собой ладят. Но вот, Шляпа выкрикнула: - Гриффиндор! Мальчишка с облегчением вздохнул и бегом припустил к гриффиндорскому столу, а лицо Беллатрисы исказилось невероятным презрением. А профессор МакГонагалл назвала следующую фамилию: - Поттер Джеймс! Я невольно оглянулся. Весьма известная фамилия; у нас в классе, в начальной школе Рабочего посёлка, было двое Поттеров, и не являющихся между собой родственниками, и один из них, как раз, был в нашей компании. И точно так же звали того самого, вредного мальчишку, с которым я летом разговаривал в котельной лавке, и который сегодня на лестнице смеялся над моей сломанной рукой. И точно, это был он: черноволосый лохматый мальчишка в очках, с самоуверенным выражением на лице. У нас в классе Джо Смит носил очки и почему-то очень этого стеснялся. Но этот мальчик, казалось, не смущался никогда – он был сама самовлюблённость, уверенность в собственном превосходстве. Смущение было просто не свойственно его натуре, это чувство было ему абсолютно чуждо. Его определили в Гриффиндор, и он с гордостью прошёл и сел за свой стол. Бледного мальчика с причёсанными волосами звали Римус Люпин. Его Шляпа тоже определила на Гриффиндор. Туда же отправился и противный низенький мальчишка с волосами мышиного цвета. Его звали Питер Петтигрю. Шляпа долго думала прежде, чем его куда-то определить, а мальчишка нервничал и о чём-то испуганно умолял. Он был последний в списке. В конце концов, он поспешно направился к гриффиндорскому столу, куда, очевидно, так жаждал попасть. Распределение завершилось. Директор Альбус Дамблдор поднялся со своего кресла и произнёс: - Ну, что, друзья мои? Да будет пир! Обо всём остальном поговорим после. И на тарелках тотчас появилась всевозможная еда. Я уже давно изрядно проголодался, если до сих пор волнение заглушало голод, то сейчас я почувствовал себя жутко голодным и потому приналёг на еду, которая оказалась исключительно вкусной: и суп, и жареная картошка, и сосиски, и печёная кукуруза, и ломтики хлеба с сыром и беконом, пирог с мясом, пудинг с изюмом, и много чего ещё. Еды было столько, что казалось невозможным съесть такое количество. Очень скоро я наелся и стал с любопытством посматривать по сторонам, изучая обстановку зала. В этот момент прямо из середины стола вынырнула призрачная голова в парике, а затем появился и весь призрак. Он был в роскошном старинном костюме, на котором отпечатались серебристые капли крови. Что-то было в нём жуткое, зловещее. Это же Кровавый Барон, знаменитый призрак Слизерина! О нём я, также, слыхал от матери и читал в «Истории Хогвартса», но в последнем источнике о нём упоминалось совсем немного. Кровавый Барон отличался суровым нравом и сложным характером, обладал специфическим чувством юмора, но настоящим злодеем он не был, хотя, многие его таковым считали, не зная подлинной его истории. Он пострадал и погиб из-за неразделённой любви к Елене Рейвенклоу – дочери основательницы одного из четырёх факультетов Хогвартса, и до сих пор терзал себя за свои ошибки. С его лица почти никогда не сходило мрачное выражение. Многие его боялись: как среди привидений, так и среди живых. На самом деле его звали Генрих Дрэйк, но это имя было мало кому известно, он навсегда завоевал звание Кровавого Барона, хотя, титул барона был у него ещё при жизни, что красноречиво свидетельствует о его маггловском происхождении, так как у волшебников нет титулов. Таки, немало на Слизерине волшебников-полукровок, только все они скрывают своё происхождение. Наши студенты восторженно приветствовали своего покровителя, но к восторгу примешивалась и определённая доля ужаса. Кровавый Барон с мрачным видом поклонился и полетел к другому концу стола, где сидели старшекурсники. От него веяло таинственным, мрачным обаянием. Он остановился рядом с Беллатрисой Блэк, которая его окликнула и тут же принялась кокетливо с ним беседовать и, даже, строить ему глазки, на что мистер Дрэйк совершенно не реагировал. И вообще, создавалось впечатление, что больше всего на свете ему сейчас хочется уйти, скрыться от посторонних глаз, и побыть наедине с собой. Я налил себе из графина тыквенного соку и выпил пару кубков. Вскоре вся еда вдруг, в один миг, со стола исчезла, и тотчас же появились всевозможные сладости. Все они были так хороши, что я, несмотря на то, что уже наелся, начал их пробовать, всего понемногу, а на что не хватило сил – напихал в карманы, их всё равно было тут бесконечное множество, хватало на всех с лихвой. Я не особенно прислушивался к разговорам своих соседей за столом, уловил только, что большинство из них недовольны порядками в Хогвартсе и Альбусом Дамблдором. Но меня тогда больше заботило другое: сила заклинания, наложенная на мою руку профессором МакГонагалл, постепенно слабела. Локоть снова разнылся. Но, к счастью, ужин уже начал подходить к концу. Профессор Дамблдор вновь поднялся со своего места и произнёс небольшую приветственную речь. Говорил он искренне, казалось, он готов был любить всех нас, и весь огромный Мир, и не замечать наших недостатков, он готов был видеть лучшее в каждом человеке, хотя в некоторых случаях это было неправильно. Опыт сегодняшнего дня показал мне, что иногда к ученикам следует применять строгие меры. Я уже понял, прочувствовал, что мир жесток, и что волшебный мир жесток изрядно. И с каждым днём пребывания в Хогвартсе я всё сильнее убеждался в этом. Но сейчас, во время произнесения директором речи, боль у меня в локте вновь поутихла. Обстановка была довольно умиротворённой. Светили свечи, плавно витающие над столами, я был сыт и чувствовал себя вполне сносно. Глаза мои уже начали слипаться, я щурился, глядя на пламя свечей. И, тем не менее, с беспокойством поглядывал на гриффиндорский стол в противоположном конце зала, где расположились мои недоброжелатели. Но вот, Дамблдор сказал, что уже всем пора спать. Старосты факультетов принялись созывать первокурсников для того, чтобы отвести их в спальни. Возле нашего стола во всю распоряжалась Беллатриса, перекрикивая всех остальных старост. Хорошо, что в Хогвартсе на каждом факультете всегда было несколько старост, что не давало одному человеку полностью захватить власть в определённом кругу. Ко мне подошёл толстый моложавый преподаватель невысокого роста, с большими усами и огромной лысиной, и спросил: - Это ты у нас с лестницы упал? - Я. - Тебя зовут Северус Снэйп? - Да, сэр. - А я – профессор Гораций Слагхорн, декан твоего факультета. И сейчас я отведу тебя в больничное крыло, к мадам Помфри. Она быстро вылечит твою руку. Пойдём. И я пошёл за ним следом, коридорами и лестницами, в больничное крыло. - Я понимаю, это очень неприятно, вот так, в первый день, - говорил мне на ходу профессор Слагхорн. – И ты, конечно же, устал. Но, знай, в Хогвартсе, у нас, хорошо. Все выпускники навсегда прирастают сердцем к Хогвартсу. Он был весьма добродушен, этот Слагхорн, однако мне показалось, что в отличие от Дамблдора во время приветственной речи на сегодняшнем ужине, профессор Слагхорн не был до конца искренен, хотя, я не был уверен и в том, что Дамблдору можно до конца доверять, просто мне показалось сейчас, что Гораций Слагхорн не привязян сердцем к Хогвартсу, как пытается меня сейчас убедить, а вот Дамблдор, конечно, он тоже не святой, но школу действительно любит. Очень скоро мне пришлось убедиться, что Гораций Слагхорн – тот человек, который прежде всего всё делает ради собственной выгоды и своего благополучия, которое он весьма ценит. Идя вместе с учителем вдоль многочисленных стен, я смотрел, как портреты на картинах двигаются, как живые, а иногда и заговаривают с нами, приветствуя. Слагхорн на каждое приветствие отвечал не менее радушно. В волшебном мире все картины и фотографии двигаются, как анимация, а портреты – ещё и разговаривают и рассуждают. Профессор Слагхорн почти не замолкал, рассказывая мне о школе, и об изображениях на картинах, я – в основном молчал. Мне давно уже хотелось спать. И снова заболела моя рука. Мадам Помфри оказалась довольно милой, симпатичной молодой женщиной с вьющимися светлыми волосами и ласковыми голубыми глазами. - Что случилось, профессор Слагхорн? – спросила она учителя. - Вот, пациента привёл, - сообщил он, положив руку на моё плечо. - Ох, не успели приехать, как уже! – мадам Помфри сцепила кисти рук, а затем ласково взяла меня за подбородок: - Что у тебя болит, детка? Я рассказал ей о том, как споткнулся и упал на лестнице. Мадам Помфри усадила меня на койку, осторожно сняла с меня мою мантию и свитер и подвернула левый рукав рубашки. Бережно прощупала мой локоть. - Ну, конечно, кость треснула, - сказала она. – Ничего, мальчик, ты только не волнуйся. Сейчас я дам тебе одно лекарство, и сломанная косточка моментально срастётся. Завтра ты сможешь уже приступить к занятиям. А ночь лучше провести здесь. Не стоит сейчас тащиться через всю школу до факультетской гостиной. Она вышла и вскоре вернулась со стаканом в руке. В стакане была налита какая-то бесцветная жидкость. Я внимательно рассмотрел её. - Ты должен это выпить, - ласково, но твёрдо сказала мадам Помфри. – Будет немного невкусно, но зато сразу полегчает. Я всё послушно выпил. Лекарство было слегка солоноватым и терпким на вкус. - Вот молодец! – сказала мне мадам Помфри, когда я вернул ей пустой стакан. – А теперь ложись-ка в постель и спи. - Я завтра за тобой приду, - сказал мне профессор Слагхорн. – А сейчас – спи и набирайся сил. С завтрашнего утра начинается учёба. И они с мадам Помфри оставили меня. Рука моя уже не болела. Я осторожно разделся, забрался под одеяло и опустил голову на подушку. Как круто с сегодняшнего дня изменилась моя жизнь. Раньше матушка всегда целовала меня на ночь, и одеяло мне поправляла. А часто бывало, укладывала меня спать в свою постель, обычно, в те вечера, когда я плакал из-за нападок отца, и не хотел её отпускать от себя, и я засыпал в нежных материнских объятиях, чувствуя себя согретым и защищённым, и что меня любят. Раньше мы с матерью никогда не расставались, разве, что, на несколько часов, от силы, на пол дня. А сейчас я ощущал одиночество и холод. Хотя, укрыт был достаточно тепло, возможно, одеяло тоже было волшебным, и, тем не менее, время от времени, меня пробирала дрожь. Мой дом находился далеко, за сотни миль от этого места, я теперь был совсем один, люди вокруг все были чужие, незнакомые. Отнеслись ко мне здесь сегодня без особого тепла, разве, что, мадам Помфри оказалась доброй и ласковой, и она действительно мне помогла, за что я был ей благодарен. Но кое-кто отнёсся ко мне с откровенной неприязнью, и это было несправедливо. Ну, что я сделал этим мальчишкам? За что сразу такое отношение? Вспомнился мне наш Рабочий городок. Как там мама? Осталась одна в нашем мрачном доме. Ну, может, отец вернулся из запоя. Хотя, что есть он, что его нету – разницы мало. Мне стало жаль мать. Только бы, отец её не обижал. Я её единственная опора. Нет, я должен постараться хорошо учиться, оправдать её надежды и стать могущественным волшебником, поддерживать её, чтобы она могла на меня положиться и могла бы гордиться мною. Теперь я мужчина в семье. Размышляя таким образом, я не заметил, как уснул.
Алиен: Ёшкин свет...
полная версия страницы