Форум » Конкурс «Реальная любовь» » "Реальная любовь" - Автор 2 - Найти брод в огне - Автор: Evanesco » Ответить
"Реальная любовь" - Автор 2 - Найти брод в огне - Автор: Evanesco
Конкурс: Название: «Найти брод в огне» Автор: Evanesco Бета/гамма: Morane Рейтинг: NC-17 (согласовано с администрацией) Пейринг: СС/ГГ , ГП, РУ, ДМ, ПП, ЛБ, ММ, АД и АПВБД и прочие. Жанр: ангст, драма, романс, флафф. Размер: макси (около 67 000 слов) Дисклаймер: герои принадлежат Дж.К. Роулинг. Сюжет этой истории вырос из фиков Улауг «Ради надежды» и «Для победы». Мэйфейрские ведьмы принадлежат Энн О’Браен Райс. Послевоенный Хогвартс – Чернокнижнице. А вы думали, канон – это только Роулинг? Саммари: Говорят, в огне брода нет. Но рано или поздно наступает такой момент, когда приходится шагнуть в пламя. Спасая себя или друга, а может, собственные иллюзии или честь. Свой брод в огне каждый находит сам. Комментарии: Фик написан для участия в конкурсе «Реальная любовь» на «Семейных архивах Снейпов». Статус: закончен Предупреждения: 1) АУ относительно вселенных Роулинг, Улауг и Чернокнижницы. Действие начинается в Малфой-мэноре (глава 23 «Гарри Поттер и Дары Смерти»). 2) У автора очень своеобразный взгляд на мир ДжКР и логику событий в нём. 3) Умный Рон. 4) Дамби-не-гад. Просто работа у него такая – хранить мир волшебников. 5) Закон шотландских лендлордов – выдумка автора так же, как и клятва сердца. 6) ООС всех персонажей неизбежен. Внимание: 1) нон-кон; 2) возрастное ограничение 18+
Автор 2: Shadow, спасибо, постараюсь не разочаровать. Ок, мы же с вами еще поработаем, да? ines_la_bruja, спасибо за добрые слова. Я рада, что вам нравится. Яд, глазастая Яд! Да, с Драко не то. И зеркальце тут неспроста. Но не будем открывать синий блокнот со спойлерами.
Конкурс: Глава 8. Драко Суды над пленёнными Пожирателями смерти были скорыми и закрытыми. Магическая общественность Великобритании праздновала и печалилась, оплакивала потери и восстанавливала руины. Никто не задумывался о судьбах людей, оказавшихся в подвалах Министерства Магии. Никто, кроме троих победителей и одного выздоравливающего раненого. – Гарри, они меня бесят, – Рон запустил пальцы в давно не стриженную рыжую шевелюру и стал похож на встрёпанного льва. – Когда-нибудь я точно выскажу этому Долишу всё, что думаю о нём и его свите. Они явились в Хогвартс, когда всё закончилось, когда стало окончательно ясно, что Волдеморт сдох и все его подельники повязаны. Прискакали такие все чистенькие, в алых мантиях, блестящих сапожках. Так бы и плюнул в рожу. Уизли сжал внушительные кулаки, а Снейп тихонько хмыкнул, стоя в самом тёмном углу мрачной гостиной дома Блэков. – Рон, этим ты никому не поможешь. Уж Драко-то точно. Мы смогли добиться переноса судов над Малфоями на месяц – это немало, между прочим. Теперь надо найти свидетелей, которые подтвердят, что Драко сражался вместе с тобой против Пожирателей, а Нарцисса вообще не участвовала в битве, – Гарри почесал бровь и вздохнул. – С Люциусом сложнее. Вряд ли его помощь в Больничном крыле впечатлит суд и перевесит прошлые прегрешения. – За прошлые прегрешения мистер Малфой-старший уже получил срок в Азкабане, – Снейп говорил очень тихо и часто прерывался, чтобы сглотнуть и слюной смочить больное горло, поэтому все затаили дыхание, слушая его хриплый голос. – Правда, он не отсидел его: Тёмный Лорд вытащил. А после освобождения он не успел натворить ничего непростительного – его палочка почти сразу оказалась у Волдеморта и была уничтожена. – А Драко в Большом зале видели не меньше полусотни человек, – горячо подхватил Уизли. – Да я уже слышал, как нашу с ним скачку называют «танцем смерти Малфоя и Уизли». И вы знаете, друзья, – Рон машинально занёс в список своих друзей опять слившегося с тёмными обоями Снейпа, – мне ни капельки не завидно, что его имя впереди. Этот хорёк дерется, как стая оборотней в полнолуние. Мне повезло, что он прикрывал мне спину. Я собственноручно вырою подкоп под эти троллевы подвалы, но белобрысого вытащу. Я ему жизнью обязан. – Собрать свидетелей вашего «танца», конечно, просто. Кое-кто может вспомнить, что Нарцисса в битве не участвовала. Вот что делать с Панси Паркинсон – я ума не приложу. И Стэну я помочь не смог. Никогда себе этого не прощу. Гарри отвернулся к тёмному окну, в которое стучали дождевые капли. Все помолчали, а потом Гермиона тихонько предложила: – А если попробовать поискать в старых архивах суда, в каких-нибудь летописях, я не знаю. Если обвинение абсурдное, но, тем не менее, все его поддерживают, может, и решение найдётся такое же абсурдное, и никто не сможет его оспорить… – Неплохая идея. Можете же, когда не пытаетесь лезть вперед всех, мисс Грейнджер, – прошептал Снейп из своего угла, и все тотчас обернулись к нему. Пусть язвит, если это ему так необходимо. Гриффиндорцев это теперь почему-то совсем не задевало. – Насколько я помню, Арктурус Блэк довольно долго заседал в Визенгамоте. И мало того, что заседал, он был просто кладезем всяческих прецедентов и особых решений по чрезвычайным ситуациям. Именно он поддержал Дамблдора. – Поддержал Дамблдора? В чём? – Рон удивлённо поднял брови. Снейп поморщился и не ответил то ли из-за саднящего горла, то ли из-за неприятных воспоминаний. – Думаю, когда директор выступил поручителем профессора, – тихонько пояснил Гарри. – Это же замечательно! – загорелась идеей Гермиона. – Значит, нам… – Срочно нужно в библиотеку, – хором закончили за неё Гарри с Роном, а потом Поттер продолжил: – Помилуй, подруга, уже первый час ночи. Я, понимаю, ты у нас часов не наблюдаешь, но больному нужен режим. В то же время Гарри отчаянно сигнализировал профессору, что режим больше нужен единственной девушке в их компании, только поэтому Снейп и не взорвался придушенными возражениями. Действительно, Гермиона совершенно не следила за временем, и если бы не необходимость кормить профессора и следить за приёмом зелий, то и сама бы ела в лучшем случае раз в сутки и спала бы, где сон сморит, чаще всего в библиотеке. – Несколько часов ничего не решат. Завтра все вместе будем дышать пылью в «уголке дедушки Арктуруса», как его Сириус как-то назвал, – закончил Гарри и двинулся к лестнице следом за облегчённо вздохнувшим Роном. – Всем спокойной ночи. *** В один из солнечных душных дней начала июня профессор Снейп и Гермиона Грейнджер уже в третий раз перелистывали пыльные ветхие тома в библиотеке Блэков. Солнце не попадало в высокие стрельчатые окна заставленного книжными шкафами помещения, и свежий воздух сюда не проникал тоже. И волшебник, и ведьма совершенно измучились, ища в беспорядочной груде фактов, казусов и просто философских мыслей старого Арктуруса Блэка хоть что-то, способное помочь им снять обвинение с Панси Паркинсон, но ничего не попадалось. Видимо, раньше никто из волшебников не был осуждён за исполнение закона. Предыдущие власти понимали, что как бы ни был несправедлив или вреден закон, те, кто подчиняется ему, не должен быть порицаемы за это. Иначе в мире не останется ничего незыблемого, ничего, что позволило бы людям жить спокойно. – Не знаю, может ли это помочь, но вот что я нашла в «Летописании древнего и благородного рода Блэков»… – Мерлин, а эта-то книга вам зачем понадобилась? – в сиплом голосе Снейпа звучало искреннее удивление. – Решили почитать беллетристику, мисс Грейнджер? Раз уж любовных романов в библиотеке нет. Гермиона только качнула головой. – Мы уже не первую неделю с утра до ночи копаемся в этой горе пергаментов, а кроме выкупа под залог всего имущества ничего не нашли. Панси это не подходит – её имущество и так после казни перейдёт Министерству. А эта книга тоже была в «уголке дедушки Арктуруса». И я решила, что нужно прочитать и её, другие-то книги мы уже все просмотрели. – И что же вы обнаружили? – Вот. Если вкратце, то есть возможность спасти Панси, выдав её замуж по закону лендлордов Шотландии. – Что за закон? – Он… очень дискриминационный. По нему жена считается имуществом своего мужа. – Мисс Грейнджер, от вас ли я слышу это предложение? А как же права женщины? Или они не так важны, как права домовых эльфов? – Снейп с трудом закончил фразу, последнее слово заглушил сухой кашель. Но Гермиона, конечно, всё поняла. – Нет. Но пусть за своё право борется живая женщина. Я всегда помогу ей в этом. Снейп махнул рукой, чтобы девушка продолжала, он ещё не отдышался после приступа кашля. – Здесь написано, что в тысяча шестьсот шестьдесят восьмом году жители магического селения Доннелейт в Шотландии сожгли ведьму по имени Сюзанна Мэйфейр. Вместе с ней должны были сжечь и её пятнадцатилетнюю дочь, но в ночь перед казнью её обвенчали с Барнабасом Блэком по закону лендлордов. А так как уничтожить имущество лендлорда – верный путь на каторгу, то никто не посмел поднять руку на юную Дебору Блэк. Лендлорды в утро казни покинули Доннелейт. Молодая жена плакала и рвалась на площадь, где разжигали костёр, на котором должна была погибнуть её мать, но Барнабас сумел удержать её. Тут написано, что они отплыли в Амстердам, где Барнабас Блэк снял богатый дом, обставил его, завалил красавицу-жену нарядами и драгоценностями. К сожалению, их счастье было недолгим: Блэк был очень вспыльчив и через полтора месяца после свадьбы погиб на магической дуэли. Дебора, чувствуя под сердцем ребёнка, вышла за первого же человека, который предложил ей замужество – маггла, обедневшего дворянина из Франции графа де Монклев. Через семь месяцев после второй свадьбы родилась девочка, которую назвали Шарлоттой. Тут есть портрет Деборы. Честное слово, если бы она не была женщиной, я бы подумала, что это портрет молодого Сириуса Блэка. Просто поразительное сходство. Кстати, Деборе так и не удалось избежать своей судьбы. Через двадцать лет после смерти матери она окончила свою жизнь на костре, а Шарлотта с мужем и маленьким сыном в ночь перед казнью отплыли в Америку. – Мисс Грейнджер, раз ведьму сожгли на костре, значит, суд происходил по законам магглов, если их можно было назвать законами… – Но тут написано «поселение магов». – Я не помню такого населённого пункта. Сейчас посмотрим, где это, – Снейп достал «Атлас Магической Британии», развернул карту Шотландии и, прикоснувшись к закладке волшебной палочкой, произнёс: – «Доннелейт».
Конкурс: Резная деревянная стрелка покрутилась на месте, потом неуверенно подползла к самому северному краю карты и замерла, уткнувшись острием в пустой склон горы рядом с руслом быстрого ручья. Снейп фыркнул и перелистал атлас до конца. В алфавитном указателе Доннелейт не значился, но после нескольких пассов палочкой и заклинаний появилась сделанная мелким шрифтом запись: «Доннелейт – поселение на северной границе владений лендлордов Блэков. До 1668 года население 3 261 человек, из них 1 218 – волшебники, 2 043 – магглы. В сентябре 1668 года, после публичного сожжения внебрачной дочери Альфарда Блэка Сюзанны по прозвищу Мэйфейр, произошёл конфликт между магической и немагической частями населения, что привело к его сокращению до 956 магов и 542 магглов. В январе 1669 года поселение было вырезано до последнего человека в ходе последней из Гоблинских войн». – Какой ужас, – прошептала Гермиона. – Столько смертей… – А Барнабас-то, оказывается, женился на дочери своей сводной сестры, – профессора, казалось, интересовали совсем другие вопросы. – Надо же, так вот откуда растут ноги у странностей новоорлеанских ведьм… – Ну, что, профессор, подойдёт нам этот случай, как прецедент? – Гермиона вопросительно поглядела на профессора. – Только если мы сможем доказать правомочность применения старинного закона в наши дни, – Снейп потёр горло. Пора было принимать настойку эвкалипта, иначе першение в месте укуса опять спровоцирует приступ кашля. – Ну, если найдётся кто-то, готовый жениться на Панси, он и будет требовать соблюдения закона, – вздохнула Гермиона и убрала толстенный рассыпающийся от старости том на место. *** – Тебя проводить куда-нибудь? – в зелёных глазах за круглыми очками не было ни издёвки, ни жалости. Просто обыкновенное предложение рядовой услуги. Как будто всё, что Поттер и Уизли сделали для Драко за эти недели, – лишь незначительная мелочь. – Сам справлюсь. Мне вернули мамину палочку. – Ну, и свою забирай, – Поттер протягивал боярышниковую палочку рукояткой вперёд. – А как же «старшая палочка» и все такое? – Драко удивился. Вот уж чего он совсем не ожидал – так это увидеть снова свою верную помощницу. – Да ерунда всё это. Сказки для маленьких детей и Тёмных Лордов. Дело не в куске дерева, а в человеке. Ну, бывай. Гриффиндорец развернулся и направился в глухой переулок, чтобы оттуда дезаппарировать. – Поттер! – Чего? – обернулся спокойно, даже рука к карману не дёрнулась. – Спасибо, – слово жгло грудь, пока поднималось откуда-то из самой глубины лёгких, но с губ слетело легко. – Ага. Увидимся, – и Поттер ссутулился, шагнув в полумрак подворотни. Драко постоял немного, вдыхая воздух свободы. Он пах бензином, пылью, близким дождём, скошенной травой чахлого газона и совсем чуть-чуть кофе и выпечкой из ближайшего кафе. А потом юноша бесшумно скользнул в ту же подворотню. Финишировал он на аллее между старыми липами. Они только что отцвели, и жёлтый песок подъездной дорожки был присыпан полупрозрачными мятыми лепестками. Драко наклонился и поднял длинное грязное перо с едва различимым глазком, белым на белом. Чем ближе юный Малфой подходил к своему родному дому, тем более чужим он ему казался. У деревьев обломаны ветки, и сучья острыми пиками торчат под самыми немыслимыми углами. Лужайка изрыта, как будто на ней два громамонта бились за самку. Мамины розы постигла та же участь, но даже переломанные и наполовину выдранные из земли они пытались цвести, подставляя пасмурному небу маленькие заморенные бутоны. Ну, ладно, убили павлинов – птицы хоть съедобны. Но зачем было уничтожать цветы? Драко и сам не знал, кого он мысленно вопрошал – покойных ныне Пожирателей смерти или министерских клерков, которые пытались прибрать к рукам его поместье после Победы. К разрушениям приложили руку и те и другие. Широкое беломраморное крыльцо, гордость деда, было завалено сучьями, в самой середине в камне зияли провалы, как будто кто-то прицельно бил «бомбардой максима». Скорее всего, так и было. Не забрать, так разрушить. Тяжёлая резная дверь (сцены из легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, работа величайшего краснодеревщика прошлого века) нехотя сдвинулась с места и застряла. Щель оказалась достаточной, чтобы отощавший на министерских харчах до почти полной прозрачности Драко смог протиснуться. Большой холл прятался в полумраке и тишине. Юноша зажёг «люмос» и огляделся. В доме разрушений было меньше. Стены и каминная полка блистали полным отсутствием картин, драпировок и прочего, что всегда считалось неотъемлемой частью холла и поэтому никогда не бросалось в глаза, а теперь вдруг пропало. Толстый слой пыли четко вырисовывал круглые и прямоугольные следы этих предметов. Зелёная ковровая дорожка побурела от пыли, следов грязных сапог и чего-то тёмного, засохшего некрасивыми разводами . Драко не хотел думать, чем было это тёмное. Главное он знал – его родители живы. Пока живы. Хозяин дома с трудом заставил себя пройти несколько шагов и опуститься на холодные ступеньки широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Двинуться дальше, вглубь дома, было выше его сил. Там, в Малой гостиной, в присутствии только родителей, тёти Беллы и Снейпа Тёмный Лорд выжег ему на руке своё поганое клеймо. Отец подобострастно заглядывал монстру в красные глаза, а сам трясся мелкой дрожью, и это было отвратительно. Мать беззвучно плакала, принуждённо улыбаясь. А тётка напыщенными фразами поздравляла его, будучи при этом совершенно искренней. Снейп, как обычно, прятался в темном углу и изображал из себя ещё одну драпировку. Дальше располагалась столовая, где в прежние времена давали пышные малфоевские приёмы. На белоснежные хрусткие скатерти эльфы ставили тончайшую фарфоровую посуду, раскладывали старинные серебряные приборы, привезённые ещё пра-пра-Мерлин-знает-сколько-пра-дедом из Испании. Изысканные блюда, дорогое вино. Потом праздники закончились, а на большом дубовом столе стали умирать люди. Один раз это была нелепая преподавательница маггловедения, другой – парень чуть постарше Драко, который решил, что может безнаказанно покинуть ряды Пожирателей смерти. Остальные – просто потому, что Повелителю хотелось продемонстрировать кровожадность своей змеи. За высокими дверями большой гостиной Лорд устраивал свои «приёмы». Сначала все стояли в кругу в чёрных мантиях и серебряных масках, а он толкал речь с дедушкиного кресла, которое использовал в качестве трона. Потом все по очереди подходили к нему, снимали маску, становились на одно колено и целовали край его серой мантии. Она почему-то всегда пахла пылью и специфическим запахом рептилии, даже если змеи рядом не было. И никогда пόтом или духами, какими-нибудь зельями или едой, ничем из того, чем пахнут люди. Тот, кто «приложился» к подолу Лорда, кратко докладывал о выполнении или невыполнении поручения Повелителя, получал скупую похвалу или щедрый «круциатус» и в меру сил отходил обратно в круг. Потом следовало ещё одно напутственное слово Лорда, и либо собрание заканчивалось, либо продолжалось «развлечением». В просторное помещение, где всегда так органично смотрелась огромная голубая ель в Рождество, где мама в частые праздники прошлых лет плыла в облаке восхищённых взглядов, вталкивали несколько обнажённых маггловских женщин и юношей. Испуганных, прекрасно понимающих, что происходит, что эти страшные люди в чёрных балахонах сейчас будут их убивать. Они кричали, пытались бежать. Драко ни разу не пришлось останавливать кого-то из этих бедняг: и без него всегда находились желающие причинить им боль – Гойл, МакНейр, Долохов. Кажущийся хаос избиений, насилия и пыток неизменно находился под чётким контролем Повелителя. Он тщательно следил, чтобы каждый из его верных слуг получил свою порцию удовольствия. А потом тётя Белла и другие такие же любители красного и горячего перерезали или перекусывали полуживым пленникам горло. И алая кровь лилась на белый мрамор. К счастью, до мелких сошек вроде самого Драко Повелитель снисходил редко. Но однажды красные глаза поймали шокированный взгляд младшего Малфоя, смотрящего на белые ягодицы отца, мерно двигающиеся между вздрагивающих ног какой-то чужой женщины. – А что же наш новый слуга никак не выберет себе игрушку по душе? Драко, присоединяйся к своим товарищам! Или ты брезгуешь? – Н-нет, мой Лорд… – показать, что ему неприятны развлечения, которые предлагает Волдеморт – лучше сразу пустить себе «аваду» в лоб. Драко съёжился от пронзительных звуков холодного голоса Повелителя. Отец, голый, потный, с заросшим неопрятной щетиной лицом и спутанными волосами, встал с женщины. Его мокрый пенис вяло болтался, белые кудрявые волоски на лобке потемнели и слиплись. Он поглядел на сына пустыми страшными глазами и одними губами приказал: – «Раздевайся». Драко не посмел перечить, но как ни старались девушки, женщины, юноши, периодически взбадриваемые «круциатусами», ни одному не удалось оживить его уныло висящий член. А ведь в школе он не раз просыпался с мучительной эрекцией и яростно дрочил, представляя, что имеет самых пышногрудых из маминых знакомых дам, вроде матери Миллисент Буллстроуд, или саму толстуху Милли. У неё тоже титьки будь здоров – как раз весь член во взведённом состоянии между ними поместится. Но вот проверить себя в реальных условиях нечего было и мечтать. Слизерин – не Хаффлпафф, здесь девственность до брака – причем с обеих сторон – обязательное условие. Чтобы не только самих бастардов, но даже и слухов о них не возникло. Кровь волшебника священна.
Конкурс: Через месяц, перед следующим «развлечением», отец дал Драко выпить воды с несколькими каплями «африканской страсти». Физические ощущения были правильные: теснота в штанах, несильная тянущая боль и желание освободиться от этого неудобства немедленно. Но вот психически… было это специфической реакцией подросткового организма на зелье, или просто Драко почти сошёл с ума от ужаса в ожидании вакханалии похоти и смерти, но его буквально мутило от вида обнажённых тел. Он пытался опять забиться в угол, но болезненная эрекция и многозначительные взгляды «соратников» вынудили его подойти к высокой кареглазой женщине с большой аппетитной грудью и широкими бёдрами. С неё только что встал Долохов. Драко отчётливо, как будто ему в глаза закапали «кошачий взгляд», увидел синяки на белой шее, огромный кровоподтёк под левым соском, слипшиеся, вымазанные белёсой массой коричневые волоски на лобке. Наверное, чужая сперма оказалась последней каплей – юношу вырвало прямо на подрагивающий живот женщины. Тут же подскочила тётя Белла, схватила кареглазую за короткие тёмные волосы и закричала: – «Ах, ты, дрянь, ты расстроила моего племянника!». Драко не увидел молниеносного движения ножом, просто вдруг из шеи женщины плеснуло красным. Так она и осталась навсегда в его памяти – раскинутые ноги, белый мокрый живот, кровь, заливающая грудь, и гаснущие удивленно распахнутые тёмные глаза. Вряд ли он сможет войти в ту страшную комнату – там он в первый вечер апреля сидел, сжавшись в комок, и с силой зажимал себе руками уши, чтобы не слышать, как кричит Грейнджер под его деканом. Мама обнимала его, гладила по голове и что-то говорила, только он совсем не слышал её. А отец загораживал их не столько от жуткого в своей противоестественности зрелища – человек, которому он доверил учить сына, насиловал свою ученицу – сколько от красного взгляда сладострастного маньяка в кресле. Как теперь жить в этом доме, Драко не знал, но идти ему было некуда. Поэтому он сидел на ступеньке, выронив палочку, и смотрел в никуда. Он пробыл здесь уже достаточно долго, чтобы солнце успело скрыться и прохлада дождливого вечера вползла в приоткрытую дверь. Юноша даже не сознавал, насколько затекла и замёрзла у него спина, пока на неё не опустился тёплый плед. – Хозяин Драко не будет гневаться, если Типпи предложит лёгкий ужин? – скрипучий голос старого эльфа-дворецкого заставил юношу вздрогнуть всем телом. Типпи, и раньше выглядевший, как печальный шарпей, кажется, ещё больше похудел и обзавёлся дополнительными морщинами и складками. – Ты жив? Это замечательно, – Малфой неосознанно сжал руками тонкие длинные пальцы домовика. Раньше, в прошлой жизни, он бы побрезговал прикасаться к землистой сморщенной коже, но теперь живое тепло было единственным, что ещё держало его на пороге отчаянья. – Я думал, вас перебила Нагайна, а тех, кто выжил, забрало Министерство… – Хозяин Драко не должен беспокоиться об эльфах. Нас осталась дюжина и ещё двое, но мы по-прежнему служим нашим хозяевам. Ужин накрыт в комнате хозяина Драко. Эльфы не убираются на первом и втором этажах, чтобы чужие волшебники не смогли забрать дом и тех, кто в нём. Чужие волшебники думают, что все комнаты такие – грязно, пусто и никого нет. Эльфы отводят глаза чужим волшебникам. – Это ты здорово придумал, Типпи. А что на ужин? Старый домовик замялся, примерился к мраморному столбику перил, чтобы стукнуться об него головой, но передумал, увидев на нём зелёный потёк неизвестного происхождения. – У Типпи нет денег, чтобы купить мясо, хозяин Драко. Но мы сварили две картофелины и одну морковку. Зато есть «Рислинг Абтсберг» семьдесят шестого года. – Рислинг к варёному картофелю? Домовик обречённо вздохнул и снова примерился лбом к злополучному столбику. – Стоп! – Драко схватил эльфа за грязное полотенце, обёрнутое вокруг тощей груди. – Типпи, прекрати себя наказывать и объясни толком, что случилось с твоим вкусом. – Типпи плохой дворецкий, – длинные уши печально поникли. – Типпи не уследил за винным погребом. Гости хозяина Люциуса выпили всё вино, а что не смогли выпить – разбили. Осталось только несколько бутылок, которые они в самом начале зашвырнули в дальний угол. Вот так. Пожиратели смерти, свита Тёмного Лорда Волдеморта. Они пытались захватить мир, установить в нём свои порядки. И за полгода умудрились ограбить и почти разрушить дом, который на время дал им приют. Что было бы с миром, победи они? – Я буду последним, кто будет винить тебя за то, что творили люди Темного Лорда, Типпи, – хозяин сгрёб своего слугу в охапку и прижал его к груди, поверх лысой головы окидывая взглядом холл, прячущий своё запустение в сгустившихся тенях. – Ничего, всё уже позади. И хотя позади было далеко не всё, над хозяином поместья висел смертный приговор и впереди была только неизвестность, Драко не стал делиться своими опасениями со слугой. Он впервые в жизни почувствовал себя хозяином. А вместе с этим чувством пришла и ответственность за все четырнадцать жизней, что пытались хоть как-то существовать в огромном разоренном поместье. Старый эльф ждал, пока хозяин не вернётся из тягостных воспоминаний о недавнем прошлом. Наконец, домовик собрался с духом и хотел ещё раз напомнить об ужине, когда входная дверь скрипнула, и сквозь почти не увеличившуюся щель протиснулась невысокая тоненькая черноволосая девушка с удивительно синими глазами. Она обвела взглядом разгромленный холл и увидела на лестнице две скорчившиеся фигуры. – Драко… – Астория? – Малфой поднялся, растерянно озираясь. Домовик исчез, как будто его и не было. – Я тут пирог… Вернее, не совсем я, конечно, мне Нетти помогала, но у тебя же день рожденья в июне был, а ты … Ты любишь вишнёвый пирог? – Вишнёвый пирог? Не помню, наверно. А как ты сюда попала? – Меня Дафна аппарировала. И обещала забрать через час. У нас родители ушли в гости, вот я её и упросила. – Тебе, наверное, не надо здесь находиться, Астория. Лучше, чтобы тебя не видели рядом с Пожирателем смерти. Меня суд оправдал, но мои родители… И я теперь далеко не так богат, как раньше. – Глупости! Я сама решаю, с кем мне встречаться, – прямой тонкий носик задрался, подбородок задиристо выдвинулся вперёд. – Я приготовила тебе пирог на день рождения и намерена его отпраздновать. Хоть он и был месяц назад. – Спасибо. А у меня есть немецкий рислинг семьдесят шестого года из замка Шонборн. Пируем? – и Драко протянул девушке руку. Она вложила в нее свою узкую прохладную ладошку, и они поднялись на третий этаж, не глядя по сторонам. Да и куда смотреть – что они за этот год на разруху не нагляделись? Зато такие синие глаза, с немым обожанием разглядывающие его, он вряд ли когда-нибудь ещё встретит. Третий этаж оказался чистым, тёплым и светлым. И пусть свечи в целях экономии были погашены сразу же, как только хозяин и его гостья скрылись в комнате, где был накрыт скромный ужин, это ни капли не уменьшило радости в серебристо-сером взгляде Драко. Он дома. Драко и Астория умяли половину пирога и почти допили вино. Бледные щёки юной волшебницы порозовели, тёмно-синие глаза блестели обещанием тайны, розовые губки то растягивались, обнажая влажно блестящий жемчуг мелких зубов, то капризно надувались, когда юноша слегка поддразнивал девушку. Она была так прекрасна, так живо напоминала Малфою его навсегда потерянный мир, ту жизнь, которую он считал единственно возможной и которая была безвозвратно утрачена. Драко ни на минуту не забывал, что у него не может быть ничего общего с красивой и благополучной мисс Гринграсс, и дело даже не в том, что он – изгой, лишённый и чести и состояния. Он не сможет подарить этой девушке свою любовь – Волдеморт лишил его радостей секса. Но сегодня вино пьянило так легко и сладко, свечи дарили тёплый свет, а дождь за окнами нашёптывал какие-то нелепые секреты. Этот вечер – первый вечер свободы. Даже если он окажется последним, Драко не намерен был потерять из него ни единой минуты. Часы пробили одиннадцать. Скоро должна прийти Дафна, девушкам нужно будет возвращаться домой. Астория вздрогнула, и как будто что-то погасло внутри неё. – Драко, ты знаешь, Панси Паркинсон приговорили к поцелую дементора… – Как к поцелую? За что? – Официально за то, что предложила выдать Гарри Поттера Тёмному Лорду. – Ерунда какая-то. Не мог Поттер требовать её казни и в то же время спасать меня. Это глупость. – А он и не требовал. Дафна следит за её делом по «Ежедневному Пророку». Никакого суда не было. Просто прошла серия статей, где Панси обливали грязью. Писали, что она сочувствовала Тёмному Лорду, что её родители были его приближёнными… – Неправда! Паркинсоны даже не входили в Ближний Круг! Они и погибли на подступах к Хогвартсу, потому что Лорд погнал их в первых рядах как пушечное мясо.
Конкурс: – Да кому это теперь интересно? Они оба мертвы, а Панси обречена – ведь всё имущество приговорённых к поцелую дементора переходит в распоряжение Министерства Магии. Сегодня в вечернем «Пророке» написали, что чрезвычайное совещание, «рассмотрев все обстоятельства», – Астория выделила голосом последние слова, – приговорило её к поцелую дементора. Приговор приведут в исполнение через три дня. – Так мне красноглазого урода ещё и благодарить надо, за то что он меня до последнего сикля ограбил? – Драко запустил пятерню в отросшие волосы, но тут же отдёрнул – не хватало ещё растрепать их и сидеть рядом с симпатичной девушкой огородным пугалом. – Только из-за его загребущих лап я ещё не превратился в овощ... – Ой, а как же ты теперь будешь жить? – Да не бойся, проживу. Пока не подниму старые связи, устроюсь стюардом в «Ночной рыцарь», буду старушкам чай подавать, – юноша принуждённо засмеялся в неуклюжей попытке развеять тягостную атмосферу и не вспоминать чёрные гладкие волосы Панси, её крепкие сильные руки, летящую стремительную походку и щенячий взгляд. Он впервые в жизни пожалел, что ничего не может сделать для этой девушки. – «Ночной Рыцарь» больше не ходит. Стэна Шанпайка приговорили к поцелую дементора ещё в мае, а старик Эдди отказался водить автобус один. В комнате повисла почти материально ощутимая тишина, которую громким хлопком прервал появившийся Типпи. – Хозяин Драко, прибыла мисс Дафна Гринграсс. Мисс просила передать, что ждёт мисс Асторию Гринграсс в холле. – Спасибо, Типпи. Пригласи Дафну сюда, – Драко величественно кивнул домовику, что выглядело довольно комично, ведь одет он был в драные штаны и вымазанную до полной неопределимости цвета рубашку. – Не надо. Я не думаю, что Дафна захочет тебя видеть, Драко. Малфой вопросительно поглядел на девушку. – Ты не обижайся на неё. Она считает, что ты тоже должен был разделить с Панси приговор. Ведь ты действительно был Пожирателем смерти. Тебя оправдали, а её собираются лишить души, хотя у неё даже Чёрной метки нет. Я понимаю, что всё это ерунда, ведь ты сражался в Последней битве на стороне защитников Хогвартса. А Дафна говорит, что это было притворство… Юноша хмыкнул, но ничего не сказал. Притворство. Те, кто благодаря ему оказался ранен или обездвижен в холле замка и потому попал в руки авроров, так не считали. Когда Драко кинули в общую камеру, бывшие соратники, а теперь враги сначала опешили, но вскоре начали с нехорошими улыбками приближаться к сжавшемуся в комок Малфою. Он сразу забился в угол, это и спасло ему жизнь. Палочек у нападавших не было, а кулаками и ногами они действовать не привыкли, в тесноте мешая друг другу. Вскоре после того как Драко потерял сознание, его сочли мёртвым, и сокамерники разошлись по своим местам. Наутро Драко вызвали на допрос, а так как идти он не мог, его просто подняли и перетащили «мобиликорпусом». В допросной оказалось много людей. Драко не мог всех разглядеть из-за заплывших глаз. Он понял, что там был Поттер: тот орал как резаный, заставляя гудящую голову отзываться болью. Ещё там был чернокожий маг, который сражался с Тёмным Лордом, этот внушительно возвышался над всеми в комнате, не заметить его было просто невозможно. Потом к Драко протолкался седой человечек в грязной мантии целителя и влил ему в рот какое-то противное зелье. Боль притупилась, и даже несколько «эпискей», которыми целитель выправил сломанные рёбра и нос, не заставили Драко потерять сознание. В общую камеру Малфоя больше не вернули. Юноша сначала благословлял крохотную одиночку, приходя в себя, но потом безмолвие стало его кошмаром. Глухая тишина постепенно населялась призраками, которые терзали его обвинениями и мольбами. Снейп, Бэрбидж, Дамблдор появлялись чаще всего. Объятый пламенем Крэбб тянул к нему беспалые руки. Незнакомая кареглазая женщина истекала кровью на белом мраморе Большой гостиной. Драко редко тревожили допросами, а на заседание суда вызвали всего два раза. Первый – почти сразу же после ареста, а второй – только через два месяца, сегодня. Чтобы признать невиновным и освободить. Он не знал, что весь последний месяц раз в неделю слушалось его дело, на каждом заседании в его защиту выступали всё новые и новые свидетели. Все его действия, все перемещения второго мая были зафиксированы чуть ли не поминутно, но вплоть до сегодняшнего дня у Визенгамота ещё оставались какие-то сомнения в его лояльности. Месяц назад в «Придире» вышла большая статья о «танце смерти Малфоя-Уизли». Драко бы посмеялся над названием, если бы услышал его. Какой танец? Всё, что он помнил из того дня, это как сначала Уизли тащил его за собой в Тайную Комнату, потом он тащил Уизли в Больничное Крыло, а потом рыжий вцепился в его руку, и пришлось идти с ним в холл и Большой зал. Если бы Драко был один, то просто тихонько выскользнул бы из замка и попытался исчезнуть, но чертов Рон постоянно находился рядом и заставлял двигаться, не смотря на иссушающий сердце страх. С разных сторон в него, Драко, летели заклятья, и тренированное тело действовало рефлекторно. Он, Малфой-младший, – герой? Не смешите. И всё же недавно «Ежедневный Пророк» перепечатал эту статью «Придиры», и слова «герой» и «защитник Хогвартса» рядом с его именем прочитали все маги Британии. Визенгамот решил, что он может быть отпущен «за недостаточностью улик». – Хорошо, я не буду обижаться на твою сестру, – Драко подал девушке руку, спускаясь по широкой лестнице. – Кстати, аппарационного барьера нет, так что можете дезаппарировать прямо из холла, чтобы не выходить под дождь. Здравствуй, Дафна. Старшая из сестёр Гринграсс зло смотрела на них снизу, из освещённого несколькими свечами холла. Её светлые волосы вымокли и потемнели, а голубой взгляд метал молнии. – Астория, пошли быстрее, скоро вернутся родители, – здороваться с хозяином дома она не стала. Черноволосая девушка сердито сверкнула в ответ синими глазами, а потом развернулась, и обвив руками шею Драко, неловко чмокнула его в уголок губ. Малфой замер, мучительно осознавая, что одет в грязные обноски, да и запах от него должен быть неприятный – тюрьма есть тюрьма, даже если перед судом ему позволили принять душ. Пока он соображал, будет ли слишком невежливо схватить девушку в объятия и поцеловать её по-настоящему, Дафна дёрнула сестру за руку и дезаппарировала прямо со ступенек. *** Проснулся Драко поздно, вспоминая обрывки странных видений, которые приходили к нему во сне. Вставать не хотелось, и если бы не настойчивые требования организма, юноша, измученный двумя месяцами заключения, валялся бы в чистой мягкой постели до вечера. Он откинул одеяло и уставился на недвусмысленно оттопыренные пижамные штаны. Такого просто не могло быть. Такого не случалось уже почти полтора года – с того самого страшного вечера, когда он стал импотентом. Драко осторожно приспустил брюки. Ярко-розовая головка качнулась и снова замерла. Юноша прикоснулся к ней пальцем и ощутил, как сладостная дрожь пронзила его от макушки до пальцев ног. Он вскочил с постели и, путаясь в штанах, побежал в ванную. Беспристрастное зеркало отразило болезненно худого волшебника со взъерошенными белыми волосами, полукруглым шрамом на скуле под левым глазом и вздыбленным потемневшим членом. Драко на всякий случай ущипнул себя за бедро, зашипел от боли и положил руку на перевитый жилами ствол. Он постарался вспомнить белые круглые груди Миллисент Буллстроуд, заманчиво выпирающие из глубокого выреза летнего платья, но понял, что это бесполезно. Война смыла прошлое мутной волной. Он не помнил Милли. Не помнил миссис Буллстроуд, миссис Крэбб или любую другую из пышнотелых дам, которые, сами того не зная, помогали пятнадцатилетнему подростку справиться с гормонами. Его мир был пуст. Драко опустился на кафельный пол, рука механически водила по члену. Разрядка не наступала, вместо этого эрекция начала опадать. И вдруг перед внутренним взором всплыли восторженные синие глаза вчерашней гостьи и её нежные розовые губы, которые так призывно складывались бантиком. Желание затопило юношу, он сделал несколько резких движений рукой, и на тыльную сторону ладони выплеснулась белёсая жидкость. Драко поднёс к носу руку, вдыхая полузабытый запах, и рассмеялся. – Жив! Астория, я жив! Через несколько часов два домовика старательно стучали во дворе топорами, рубя на дрова старинный дубовый стол – есть на нём Драко всё равно бы не смог: каждый раз воспоминания об «ужинающей» змее отбивали бы весь аппетит. Пять домовух летали по дому, вытирая пыль, выбивая портьеры и оттирая пол от следов грязных сапог. Типпи, снабжённый письмом нового главы дома Малфоев, понёс в ломбард огромный нефритовый письменный прибор, украшенный серебряными чернёными змейками. Драко никогда не нравилась эта помпезная штуковина, а жить на что-то было надо. Он надеялся, что если отец останется жив и когда-нибудь вернётся, ему будет не до письменных принадлежностей. И, возможно, ещё не до многих бесполезных, громоздких, но достаточно дорогих вещиц, убережённых верными домовиками. Скоро должны выпустить маму. Леди Малфой не будет нуждаться ни в чём, в этом её сын сам себе поклялся. Разбирая в кабинете отца бумаги, услужливо принесённые Типпи из тайника за сейфом, Драко узнал, что он не так беден, как предполагал. Всё, что принадлежало отцу, было практически потеряно – на что не наложил руки Волдеморт, покупая соратников и лояльность Министерства, то было разрушено войной. Но у матери оставалась кое-какая собственность во Франции, а в Бразилии процветал маггловский холдинг, генеральным директором которого значился Драко Люциус Малфой. Юноша представил огромный кроваво-красный цветок в чёрных, как ночь, волосах, отражение фейерверков в тёмно-синих глазах, алую помаду на нежных тонких губах. – Определённо, Астории будет к лицу Рио-де-Жанейро.
Конкурс: Глава 9. Рон – Миссис Малфой, ваш сын на свободе. Обещаю, не пройдёт и недели, и я добьюсь вашего освобождения, – Гарри с болью смотрел на исхудавшую женщину в порванном, заношенном платье. Даже на поляне Волдеморта или под лучами заклятий в Большом зале она выглядела более красивой и уверенной в себе, чем сейчас. – Я верю вам, мистер Поттер, – высокий голос дрогнул и затих на его имени. – Вы не думайте, это не в уплату долга жизни. Я просто не могу допустить, чтобы те, кто проливал кровь ради нашей победы, гнили в Азкабане или потеряли душу. Это было бы оскорблением для тех из нас, кому повезло оказаться по эту сторону войны. – А мой муж? – Я попытаюсь сделать что-нибудь для него, но не уверен, что смогу. Против вашего мужа свидетельствуют члены Ордена Феникса, которые сражались с ним в Министерстве Магии. – Он ведь уже был осуждён за это преступление. Нельзя дважды наказывать за одно и то же, – Нарцисса подняла на Гарри глаза, полные слёз и упрёка. – Но мистер Малфой не отбыл положенный ему срок. Он был освобождён Волдемортом. – Против своей воли. – Это ещё нужно доказать. – Так докажите! Допросите его под веритасерумом. – Его уже допрашивали под сывороткой правды. Он ничего не сказал по поводу своего побега. – Ах, Гарри, – миссис Малфой терзала замызганный носовой платок, которым перед этим пыталась промокнуть глаза, и не заметила, что назвала юношу по имени, – вы же знаете, что при таком допросе человек отвечает только на те вопросы, которые ему задают. – Хорошо. Я поговорю с Кингсли, чтобы вашего мужа допросили ещё раз и задали ему этот вопрос. Но не думаю, что такая мелочь сможет сколько-нибудь помочь. – Спасибо, мистер Поттер. А ещё, если вам не трудно, попросите, чтобы авроры поинтересовались финансовыми делами моего мужа. Думаю, истинная картина нашего положения поуменьшит желание Министерства заполучить мифические богатства семьи Малфоев. – Вы думаете, дело в деньгах? – А вы так не думаете, мистер Поттер? – в голосе леди промелькнула горечь. – Деньги правят миром при любом режиме. Если бы Люциус мог предложить столько, сколько жаждут получить эти крысы в Визенгамоте, он бы уже давно был на свободе. Беда в том, что мы не можем предложить ничего. Уже два года назад мы были почти разорены, а сейчас… я с радостью избавлюсь и от этого заложенного и перезаложенного поместья, лишь бы мои близкие остались живы. Волдеморт отнял у меня всё: мою честь, родных, прежнюю жизнь … он попытался и до сих пор, даже мёртвый, пытается отнять у меня семью. Мистер Поттер, освободите Люциуса. Вытащите его, и я посчитаю долг жизни уплаченным. – Я сделаю всё, что в моих силах, миссис Малфой. – Да, и ещё одно. Намекните министру Шеклболту не задавать Люциусу вопросов о личностях авроров, сотрудничавших с Волдемортом. – Но почему? Я не понимаю, почему ваш муж молчит о Долише, который два года снабжал Тёмного Лорда информацией. Этот предатель сейчас один из главных в Аврорате! Я намерен вывести его на чистую воду, и хочу, чтобы мистер Малфой помог мне в этом. – Только когда будет в безопасности, мистер Поттер. Желательно, подальше от Соединённого Королевства. Тогда, я обещаю вам, мы дадим все нужные показания. Сейчас для нас подобные обвинения – это смертный приговор, который будет приведён в исполнение мгновенно, и не важно, где мы находимся, в тюрьме или на свободе. Лишь бы в пределах его досягаемости. – Хорошо, миссис Малфой. Но позвольте воспользоваться этим вашим обещанием. Гарри вышел из камеры и ударил кулаком по каменной стене. Незнакомый аврор, стоящий на страже, понимающе кивнул. – Да, сэр. Эта стерва совершенно невыносима. Но ничего, скоро наши ребята во главе с мистером Долишем обломают её острые коготки. Убийца, Волдемортова подстилка! Сколько невинных жизней на её совести? – Ни одной, солдат. Только моя, которую она спасла, рискуя собой. Гарри, сгорбившись, побрёл по коридору к лифту, а аврор остался стоять с открытым ртом. Его удивило не устаревшее слово, которым ещё во времена Гоблинских войн называли боевых магов. В конце концов, Избранный вырос среди магглов, этих животных, и ему простительны некоторые странности. Но то, с каким уважением он говорил об одной из Волдемортовых шлюх, нарушало привычный порядок вещей. И аврор надолго задумался, перебирая в уме всё, что слышал от узницы сам, и то, что говорили другие. Но не мог же ошибаться сам старший аврор, мистер Долиш! С другой стороны, не Долиш, а именно вот этот невысокий парень, едва достигший совершеннолетия, даже не чистокровный, так, полукровка, спас их всех от смерти или рабства под властью чокнутого маньяка. Накануне того дня, который потом назвали Днём Победы, их собрали по приказу старшего аврора и больше суток держали в казармах при Министерстве в боевой готовности. Некоторые дезертировали. Многие из них не вернулись больше. Как после стало известно, эти авроры сбежали из казарм, чтобы отдать свои жизни, защищая Хогвартс и свободу. А он и ещё две сотни обученных бойцов просидели в тепле и покое, строя догадки и оставив магическое общество без помощи. Но не могли же они нарушить приказ? Приказ мистера Долиша, который и тогда, и сейчас исполнял обязанности главы аврората. Гарри аппарировал в дом Блэков вечером, когда жара июльского дня сменилась долгожданным дождём. – Мы опоздали, друзья. Панси приговорили к поцелую дементора. Приговор приведут в исполнение через три дня, в полдень. – Похоже, Гарри, осталось последнее средство: тот самый старый закон лендлордов. – Для этого, Гермиона, нужно, во-первых, найти шотландского лендлорда. Во-вторых, заставить жениться на Панси. А в третьих, всё надо провернуть до полудня четверга. Просто прорва времени, согласись. Гермиона понурилась. Гарри помялся и продолжил: – Хорошо, допустим, я соглашусь жениться на Панси. И у меня даже хватит денег, чтобы купить какой-нибудь клочок земли в Шотландии. Вот только время… – Но-но! Это что ещё за разговоры тут о посторонних свадьбах? Ты смотри мне! – внушительный веснушчатый кулак закачался перед носом Гарри. – Он тут опять рвётся спасать направо и налево, а моя сестра снова должна страдать? Ничего подобного. Уж если кому и жениться на Панси, так это мне. Всё равно я… в общем, не важно. Рон убрал руку от лица друга и, смутившись, попытался спрятаться в угол. – А ведь мистер Уизли сегодня, в виде исключения, прав, – голос Снейпа, прозвучавший, как обычно, из самого тёмного угла уже не был похож на скрежет железа по стеклу, но и прежней бархатной мощи ещё не набрал. – По крайней мере, он уже является шотландским лендлордом. – Что? – три возгласа слились в один и самым ошарашенным выглядел, как ни странно, именно лендлорд. – Ваши братья, мистер Уизли, если не ошибаюсь, владеют лавкой в деревушке Хогсмид, расположенной как раз в Шотландии? – Ну, да, – подтвердил Рон. – И землю под магазином они выкупили, насколько я в курсе, как раз перед началом войны. – Там была судебная тяжба с Зонко, им пришлось вбухать в этот клочок камней троллеву кучу галлеонов, иначе их бы в два счёта вытурили. – То есть они уже являются владельцами земли в Шотландии. А поскольку они не женаты, то считаются членами семьи Артура Уизли. Он – глава вашего рода и распоряжается всей семейной собственностью, в том числе и магазином, и землёй под ним. Но в то же время все члены семьи Артура являются совладельцами. И в их числе вы, Рональд. Вы тоже лендлорд. Вы можете жениться. – Но, профессор, когда Рон женится, он уже не будет принадлежать к семье Фреда и Джорджа. И перестанет быть лендлордом, – Гермиона сообразила быстрее всех, и Снейп удовлетворённо кивнул про себя. Определённо, девочка умеет думать. – Мисс Грейнджер, а тогда это будет уже не важно. Закон сработает: мисс Паркинсон перейдёт в собственность мистера Уизли, и дальше Визенгамот должен будет обращаться с ней, как с подштанниками мистера Уизли или его ночным горшком. – Спасибо, профессор. Умеете вы объяснить, – нервно хихикнул Рон. – Рон, ты должен знать ещё кое-что.
Конкурс: – Что, Гарри. Давай, вываливай до конца. Мне уже ничего не страшно. – Панси беременна. Срок около четырёх недель. Воцарилось молчание. – Погоди, Гарри. Но четыре недели – это же месяц. А она два месяца в тюрьме. Не могла же она там… – Я читал её личное дело, совсем недавно, когда со своей стороны искал, чем ей помочь. Там было написано и про переломы пальцев, и про сломанные рёбра. Разрыв селезёнки, проткнутое лёгкое. Это всё неоднократно залечивалось. И беременность. Они продолжают пытать её даже сейчас, когда она носит ребёнка. – Мерлин… Да даже Пожиратели были милосерднее! Гермиона смотрела на Гарри полными слёз глазами, а Рон метался взглядом между нею и Снейпом. Наконец, он решился. – Гарри, ты сможешь организовать министерского клерка или мне припрячь родителей? – Рон, у меня как-то нет знакомых клерков. Твои родители недавно же организовывали свадьбу Билла… – Да не хотел я им говорить до поры до времени, – Рон почесал рыжий затылок. – А придётся, мистер Уизли, – опять вступил Снейп, и все взгляды обратились к нему. – Если глава вашей семьи воспротивится проведению обряда, тот будет сорван. – Всё. Мне конец. Мама, как только услышит, что я женюсь на Панси, меня убьёт. Потом она, конечно, может, и смилостивится и даже разрешит нам пожениться. Но потом, когда узнает, что Панси беременна, снова убьёт. – Рон, может, мне с тобой пойти? – Ага, Гермиона, чтобы она убила и тебя? Нет, пусть лучше пойдёт Гарри. Откладывать в долгий ящик не стали – мальчишки сразу же аппарировали в Нору. Как только Молли поцеловала обоих «своих мальчиков», как только Артур потряс Гарри руку и сказал, как он гордится им, Рон набрал в грудь побольше воздуха и громко заявил: – Мам, пап, я женюсь. Молли тут же всплеснула руками: – Сынок, я так рада за вас с Гермионой. Такая девочка попадается не каждому в жизни. Ты правильно делаешь, что сразу же ведёшь её под венец. Гермиона очень самостоятельная, она и передумать может. Скажет, мол, ей учиться дальше надо, да карьеру делать. Оглянуться не успеешь – а уж упорхнула птичка. А где же наша невеста? Почему с тобой не пришла? Она у своих родителей? Артур! У тебя же был фелетон родителей Гермионы? Немедленно звони им, я хочу поговорить со сватами, нам надо так много приготовить к свадьбе. Кстати, когда вы хотите пожениться? Я думаю, в конце августа будет в самый раз. И не слишком быстро, мы успеем подготовиться, и девочка в школу вернётся уже замужней дамой, может, вам даже отдельную комнату на двоих выделят. Ронни, золотко моё, вы с детьми-то не тяните. Лучше сразу родить несколько, а то чем дольше будете откладывать, тем больше вероятность, что так и проживёте бобылями… – Мам, – Рон едва смог вклиниться, пока Молли набирала воздуха для следующей тирады. – Мам, я женюсь не на Гермионе. – А… а на ком? – рот миссис Уизли округлился, и глаза тоже сделались круглые, будто два шарика для пинг-понга. – На Панси Паркинсон. – Что? Как на Панси? Она же слизеринка! – Хуже того, мама. Она в камере предварительного заключения в Министерстве Магии и приговорена к поцелую дементора. – А ты здесь при чём? – А я могу её спасти. Только для этого мне надо жениться на ней до обеда четверга, – Рон втянул голову в плечи, приготовившись принять на себя удары молний и раскаты грома в исполнении миссис Уизли. И гроза разразилась. Молли упёрла руки в бока, насупила брови и, выставив внушительный бюст, стала наступать на младшего сына. – Даже не думай! Чтобы мой сын из-за какой-то слизеринки сломал себе жизнь? Женитьба – это не хиханьки-хаханьки! Женитьба – это ответственность! Это навсегда! А что об этом скажет Гермиона? Бедная девочка так надеялась на тебя, ждала тебя, обалдуя, а ты на кого её променял? На Пожирательницу смерти? – Мама! Панси не Пожирательница! – Да? А за что же её приговорили к поцелую дементора? Не надо мне тут сказки рассказывать, тоже мне, Биддль выискался! Не Пожирательница… Про неё в «Пророке» всё-всё написали! Всю её подноготную! А ты-то олух, наслушался её сладких речей, да и растаял, поди? Вот погоди, я позвоню Гермионе и всё ей расскажу! – Мама! С Гермионой мы ещё три месяца назад расстались! И вообще это ее идея с женитьбой! – Рон не знал, какие ещё аргументы привести своей матери, Артур скромно стоял в сторонке с выражением сурового осуждения на лице. Правда, когда он думал, что Молли его не видит, осуждение сменялось живейшим интересом. Хорошо, что сегодня в Норе не ночевали ни близнецы, ни Джинни. Фред ещё не до конца оправился от ранения, а Джинни осталась в Хогвартсе дежурить в Больничном крыле. – Ну, что ж, Рон, ты был прав, – вступил в семейную перепалку Гарри. Рон расстроенно на него посмотрел, а потенциальный зять семейства Уизли продолжил: – Видимо, действительно придётся жениться мне. Ну, что же делать, если твоя мама не разрешает спасти бедную, ни в чём не повинную девушку. А мне не привыкать. Да и мамы у меня нет. Молли подавилась глотком воздуха, который она набрала для следующей порции возражений. В её глазах отразилось сомнение, затем понимание и, наконец, ужас. – Нет, Гарри, мой дорогой! Я согласна! Пусть Рон женится на Панси! До четверга, говорите? Артур! Завтра же отправляйся к мистеру Рейнолдсу, сообщи, что он нам будет нужен послезавтра или в четверг с утра. *** Панси, ранее Паркинсон, а теперь уже Уизли, сидела на веранде Норы и, не отрываясь, глядела на подъездную дорогу, на заросли травы на обочинах и на далёкие, совсем синие в сумерках деревья. Она сидела так второй час, но не замечала ни бега времени, ни наступившей прохлады. Собственно, ни деревьев, ни травы, ни дороги она тоже не видела. Она всматривалась в себя, пытаясь собрать по крохам то отчаянье и холодную ярость, которые позволяли ей до сих пор не сойти с ума. Её схватили сразу же, как закончилась битва за Хогвартс. Двое авроров в алых мантиях явились в подвал «Кабаньей Головы», куда отправили весь их факультет, всех – от первоклашек до выпускников. Не было только Малфоя и его верных «оруженосцев» Крэбба и Гойла. Панси сидела на холодном земляном полу, прижимала к себе хнычущую первоклашку и молилась. Просила Мерлина, небо, судьбу – кого угодно – пощадить Драко и её родителей. А потом пришли эти, больно заломили ей руки за спину и аппарировали в Министерство Магии. Она пыталась пожаловаться на грубое обращение, кричала, что ничего не сделала. Что у неё даже нет метки и она никогда не служила Волдеморту. Над ней посмеялись и заперли в холодной сырой одиночке. Через несколько часов ей в окошечко просунули тарелку с вонючей жижей, в которой плавали какие-то волокна. Подразумевалось, что это была еда. Она выплеснула её в то же окошко, прямо в рожу красномантника. Наверное, если бы она была более покладистой, с ней бы не случилось того, что случилось. А, может, её покладистость ничего бы не изменила. Ближе к вечеру пришли четверо авроров. Они сказали, что её родители погибли на подступах к Хогвартсу. А потом один из этой четвёрки наставил на неё палочку и сказал: – «Круцио!» Они пытали её по очереди. Боль была невыносимой, Панси каталась по заблёванному полу и кричала. Очнулась она от того, что на неё лилась тёплая вода. Она открыла глаза и тут же снова зажмурилась. Эти четверо стояли вокруг и мочились на неё. Они пришли на следующий день, так же вчетвером. Панси попыталась приготовиться к новым пыточным заклятьям, но в этот раз палочки они не доставали. Они опять встали кругом и начали толкать её, передавая друг другу, точно квоффл. Постепенно толчки сменились пощёчинами и ударами. Она падала, они поднимали её за волосы или руки и снова били. Они ржали и советовали друг другу, куда и как её ударить. Потом, когда она уже не смогла стоять, пинали ногами. Потом было темно. На следующее утро пришёл усталый седой волшебник в замызганной зелёной мантии целителя. Он поводил палочкой над её опухшим лицом, над телом, покрытым коркой запёкшейся крови. Потом он с помощью заклинания заставил девушку открыть рот и влил в неё какие-то зелья. Боль прекратилась, раны затянулись, и даже синяки сошли. А после обеда снова пришли те четверо. Но теперь они не пытали и не били. Панси растянули на полу камеры, и все четверо изнасиловали её по очереди. С тех пор так и пошло. Они приходили почти каждый день, одни и те же люди. Друг к другу они обращались по кличкам, поэтому даже фамилий своих мучителей Панси назвать бы не смогла. Редко они появлялись вчетвером, в основном по двое-трое. Один держал ей руки, другой насиловал. Третий, если был, стоял на коленях и пытался засунуть член ей в рот. Чтобы она не кусалась, ей выбили передние зубы. Если её усилия по возбуждению члена ртом оказывались тщётными, пытали «круциатусом». Её больше не били – это было уже не нужно.
Конкурс: Больше, чем через месяц, когда очередной обед извергся из Панси сразу же после того, как она его съела, и у неё не хватило сил отползти от лужи своей блевотины, в камеру опять пришёл тот усталый целитель. Он опять поводил над ней палочкой, снова дал выпить какие-то зелья. А потом сказал красномантнику, который его привёл: – «Она беременна. Срок три-четыре недели». Панси думала, что теперь её оставят в покое, но и пытки, и изнасилования продолжались с прежней регулярностью. Когда Панси окончательно запуталась, какой день на дворе, наступил ли уже июль, или всё ещё тянется бесконечный июнь, другие авроры кинули ей в камеру серые арестантские тряпки, а когда она переоделась, повели наверх. Панси думала, что её ведут в зал суда, и ожидала встретить множество волшебников, которые знали её родителей, кого-то, кто мог заступиться за неё. Но вместо этого её втолкнули в тесную душную комнату без окон, у дальней стены которой стоял стол, а за ним сидели трое в красных мантиях. В одном из них Панси узнала своего мучителя. Она рванулась из рук конвойных, чтобы рассказать другим, что этот человек пытает и насилует её в течение двух месяцев, но конвоир выкрутил ей руки, вынуждая опуститься на колени, а насильник наложил «силенцио». Они зачитали показания учеников, слышавших, как тогда в Большом Зале Панси Паркинсон предложила выдать Гарри Поттера Волдеморту, и приговорили ее к поцелую дементора. «Приговор привести в исполнение через три дня». Больше Панси в тот день ничего не помнила. А назавтра тот, кто был в суде, снова пришёл к ней. Он входил в неё сзади и периодически накладывал «круцио» по позвоночнику. Ему нравилось, как конвульсивно сжимается её влагалище в этот момент. Он всегда комментировал, что делает или хочет сделать с ней. И на следующий день этот человек пришел тоже. Наконец, настало последнее утро её жизни, третье после приговора. Сегодня в полдень к ней в камеру влетит дементор. Ещё несколько часов назад Панси думала, что скоро её мучения закончатся, что отвратительно сопящее существо в призрачных лохмотьях совершит единственное доброе дело – оборвёт вереницу дней, каждый из которых состоял из холода, боли и унижений. Ей оставалось только потерпеть один отвратительный поцелуй, один из череды таких же отвратительных, как те, что она уже вытерпела. Только на этот раз её бы поцеловал настоящий дементор, а не его заместители в алых мантиях. И потом всё уже было бы не важно: промозглая камера, властные, грубые руки мужчин, которые распоряжались её телом, как вещью. Чудовище, растущее у неё в животе. И внезапно мир перевернулся. Её вытащили из камеры за два часа до полудня. Она еле переставляла ноги, и конвоиры воспользовались «мобиликорпусом», старательно прикладывая её об каждый угол. Потом был торопливый обряд, где у неё даже не спросили, согласна ли она стать женой Рональда Билиуса Уизли. Тонкий ободок кольца, который налез только на вторую фалангу, а дальше его не пустил распухший сломанный сустав. А потом вдруг низенькая полная волшебница гладила её по спутанным грязным волосам и, плача, называла «бедной девочкой». Тёплая ванна, лечебные зелья, куриный бульон, отвратительный костерост, после которого мерзко зачесались дёсны под выбитыми зубами. И теперь Панси сидела на веранде, чуть покачиваясь в такт своим разбегающимся мыслям, и не могла сообразить, что же ей делать дальше. – Ты не против, если я посижу с тобой? – знакомый за шесть школьных лет грубый голос Рона прозвучал непривычно тихо. – Ты муж. Можешь делать, что хочешь, – почему он заговорил с ней? Те, кто был до него, до разговоров не опускались. Разве что обзывали её самыми грязными словами. – Ты не думай, что я женился на тебе из-за твоего наследства. На него уже Министерство лапу наложило. «Имущество приговорённых к поцелую дементора»… бла-бла-бла. – А почему тогда? – Потому что это несправедливо – то, как мы, победители, обошлись с тобой, со Стэном Шанпайком. Это продолжается, и ни я, ни Гарри не знаем, как его остановить. – Слишком большая жертва, Уизли. Ты теперь связан со мной, как минимум, на два года. Лучше подсыпь яду сейчас. – Зачем? – Чтобы ни ты, ни я не мучились. Или не яду. Тотальный обливиэйт так же гарантированно превратит меня в овощ, как поцелуй дементора. И ты получишь безотказную дырку, которую можно иметь в любое время. – Ты думаешь, я для этого женился на тебе? – А для чего ещё? – Я уже сказал. У нас не было другой возможности вытащить тебя оттуда. – Ну, ты вытащил. И что дальше? – Жизнь. Будем пытаться выжить в этом сумасшедшем мире. Как раз потренируешься в нашем сумасшедшем доме. Не думай, что это будет просто – Гермиона больше двух дней здесь не выдерживала. – Ты о чём бормочешь, Уизли? Я беременна! Не от тебя, заметь, – Панси развернулась на скамейке и впервые взглянула в глаза сидящего рядом юноши. – И если ребёнок родится, тебе придётся доказывать, что он не твой, устраивать магические экспертизы крови. И даже после этого ты должен будешь отписать ему десять процентов наследства, как ублюдку твоей жены. Оно тебе надо? Сейчас ты можешь с легкостью избавиться от меня и него – никому не будет дела до моей смерти. – Панси, не говори ерунды. Зачем мы тогда все это затеяли с Гарри? Этот ребёнок мой. Я не собираюсь ни от кого избавляться. Ты будешь свободна от меня, как только родишь. Понимаешь? Не два года, а девять или сколько там осталось месяцев. – Семь. – Вот. Через семь месяцев ты можешь потребовать развода на том основании, что уже родила мне наследника. И, обещаю, препятствовать не буду. Правда, ребёнок останется у меня, но ты сможешь навещать его в любое время. – Ребёнок? Ты о чём, Уизли? – голос девушки сорвался на визг. – Ты что, не знаешь, какие монстры рождаются у ведьм от изнасилования?! – Не знаю. Но я знаю, что самое мерзкое чудовище, которое сломало жизни всему нашему поколению, родилось от великой любви. Его мать так любила его отца-маггла, что опоила приворотным зельем. А когда поняла, что такая любовь – обман, отпустила. А вырос из ребёнка Лорд Волдеморт. Так что неважно, чей. Главное – вырастить правильно. – И ты будешь растить неизвестно чьё отродье? В котором нет ни капли твоей крови? – Панси, кровь не главное. Поверь мне. – Ты чистокровный, Уизли? Или тебя подкинули? Как это не главное? Да испокон веков волшебники стремились поддержать чистоту крови своего рода! А ты готов дать фамилию Уизли непонятно кому. И ты думаешь, что твоя семья вот так просто тебе это разрешит? – Панси, оглянись. Что ты видишь? – в голосе Рона послышалась усталость. – А что я должна там увидеть? Ну, стена деревянная, окно, рядом – дверь. – А в общем что это такое? – Твой дом? – Мой дом. Гостиная, которая в полтора раза меньше кухни. Четыре спальни на семерых детей. Одна ванная на девятерых жильцов. Когда Перси ушёл из дома, и я остался в комнате один, первое время даже засыпал с трудом – не хватало звука чьего-то дыхания рядом. Ты можешь посчитать, сколько человек будет сегодня на ужине? – Ты, я, твои мама с папой, Джинни. Пять. Или шесть, если Поттер опять прискачет. – Или семь. Или восемь. Не пытайся. Мне за восемнадцать лет ещё ни разу не удалось угадать. И все будут накормлены, обогреты, напоены зельями, если надо, и пристроены спать. И ты думаешь, что наш ребенок тут будет лишним? Панси вздрогнула от слов «наш ребёнок», а Рон, видимо, решил, что она замёрзла, и накинул ей на плечи свою кофту. Впервые за последние недели у неё засвербело в носу, а перед глазами поплыли радужные круги. – Эй, вы не видели здесь Панси? Девушка удивлённо взглянула на Рона. А он продолжил, ласково ей улыбаясь: – Язвочку Панси, стервочку Панси? Ядовитую слизеринскую змейку Панси? Не видели? Жаль. Я так по ней соскучился. Слёзы свободно полились из её глаз. – Почему ты это делаешь, Рон? Почему именно ты? – Потому что мне надоело быть предателем. – Что? Ты о чём? – Я уже видел такую, как ты. Девушку, пережившую насилие. И не смог утешить. Я предал её и потерял. Я больше не хочу добавлять горя в этот мир, ему и так досталось от Волдеморта, Долиша и других таких же. Рон обнял Панси, пристроив её голову себе на плечо. Он продолжал тихо говорить, гладя по черным прямым волосам, отросшим в заключении до плеч. – Я понимаю, что ты не любишь меня и вряд ли когда-нибудь полюбишь. Да и я не люблю тебя. Всё, чего я прошу, – позволь мне позаботиться о тебе и ребёнке. Любовь – это ведь не самое главное в жизни. Вот честно, дружба, по-моему, важнее. Позволь мне быть твоим другом, Панси. И позволь мне отомстить за тебя. Эти подонки, которые сделали с тобой такое, они не должны жить. Они хуже Пожирателей. Те хоть сами про себя знали, что они зло. А эти прикрываются словами о добре и справедливости, а сами грабят, убивают, насилуют. Что мы сделали с нашей победой, Панси? Кому мы доверили мир, за который наши друзья отдали жизни? Она плакала, вцепившись в его плечи. Слёзы смывали боль, усталость и отчаянье, которые копились в её сердце почти три страшных месяца. Широкие плечи гриффиндорского вратаря дарили необычное чувство защищённости, какую-то иррациональную надежду, что всё будет хорошо. Что всё ещё может вдруг стать хорошо. Они сидели так, пока синие деревья не растаяли в фиолетовых чернилах ночи. Ни свет далёких городов, ни облака не заслоняли широкого небосвода, и на черном бархате между сверкающих точек наискосок протянулась бледная дымка Млечного пути. Девушка любовалась редким зрелищем и прижималась к Рону, стараясь вся целиком уместиться в его тёплые объятья. – Ты должна знать ещё кое-что, Панси. После окончания Хогвартса я поступлю в школу авроров. Гарри сказал, что он за свою жизнь навоевался и больше не хочет наставлять палочку на людей. А я считаю, что пока среди авроров попадаются такие, как те, кто сделал это с тобой, ни я, ни мои близкие не можем спать спокойно. Поэтому я пойду туда и постараюсь изнутри очистить этот гадюшник. И я обещаю тебе, Панси, я найду этих тварей. Они не должны отравлять воздух своим дыханием. Клянусь, я отомщу за тебя. Не успел горячий шёпот Рона раствориться в воздухе, как где-то высоко, чуть ли не в середине полупрозрачной полосы Млечного пути, послышался еле уловимый звук лопнувшей струны. – Что это? – Рон мгновенно оказался на ногах. Загораживая собой девушку и выставив палочку, он пытался рассмотреть хоть что-нибудь в густой темноте безлунной ночи. – Звон? А, это не опасно. По крайней мере, сейчас не опасно. Юноша обернулся, заинтересованно глядя на Панси. Палочку он убирать не спешил. – Бабушка рассказывала, что так бывает при «клятве сердца», – девушка во все глаза глядела на молодого мага, как будто видела его впервые. – Когда волшебник пообещает что-то, поверив в своё обещание всем сердцем, магия принимает его клятву. И будет способствовать выполнению. Не то чтобы явно, но события будут поворачиваться так, что выполнить клятву будет немного легче. А если волшебник решит отказаться от своего обещания, магия от него отвернётся. И у него всё будет валиться из рук, события будут происходить так, чтобы клятвопреступнику было тяжелее. В общем-то, ничего особенного, навалится обычное невезение. Так бабушка говорила, – закончила Панси, смутившись под пристальным взглядом светлых глаз. – Круто. Значит, теперь за моей карьерой будет следить само мироздание? Я согласен, – и Рон криво ухмыльнулся. Панси глядела в голубые глаза своего мужа, а узнавала другие – серебристо-серые, потухшие, как будто непрерывно глядящие в то, что больше никто видеть не может. Да он же ранен! Этот рыжий здоровяк, победитель, любимец всего курса… Его душа искалечена так же, как была искалечена душа Драко. И так же, как Драко, он скрывает от всех свою боль. Его сердце плачет, а он утешает глупую капризную девчонку, которую спас едва ли не ценой своего будущего. Что же могло так ранить великолепного Рона Уизли? Неужели до сих пор страдает по Грейнджер? Она ведь умерла уже больше трех месяцев назад. Значит, он любил, любил по-настоящему, не так, как расчётливые юноши с её факультета, но и не так, как глупые красавчики-хаффлы: сегодня весь пылаю по Рози, а завтра умираю по Сильви. Ей достался в мужья удивительный юноша. А Панси не впервой находиться рядом с удивительными парнями, которым она по большому счёту безразлична. О, она прекрасно умеет быть незаметной, но незаменимой. И пусть весь мир провалится в бездну, пусть Визенгамот сожрут мозгошмыги, но Панси сделает своего мужа счастливым. Хоть он и не полюбит её никогда. В конце концов, любовь – не самое главное в жизни. Она подарит Рону всю свою благодарность и сострадание, нежность и преданность. А преданность – второе имя Панси, это все знают.
Конкурс: Глава 10. Бегство В помпезном кабинете Министра Магии за маленьким столиком, стыдливо притулившимся в углу за портьерой, сидели двое – сам новый Министр Кингсли Шеклболт и в недавнем прошлом Спаситель Мира, а в скором будущем простой школьник Гарри Поттер. Между ними стояла почти полная бутылка «Огденского» и два бокала. Сегодня мистеру Поттеру исполнялось восемнадцать лет, и Министр попытался так его поздравить. А именинник был не весел. Кингсли с тоской поглядывал на янтарную жидкость, мерцающую за толстым стеклом, но юноша не притронулся к своей выпивке, а значит, и хозяину кабинета пить было неудобно. А выпить хотелось. Или шарахнуть бокалом по дальней стене. А бутылкой по вихрастой голове именинника. – Вот скажи мне, Поттер, чего тебе ещё не хватает? Ты добился освобождения мелкого змеёныша. Согласен, если бы его приговорили к поцелую дементора или даже к длительному заключению, это выглядело бы не очень красиво, – Гарри фыркнул на эти слова, но не поднял на собеседника взгляда, продолжая гипнотизировать виски в своём тублесе. – Мы выпустили Нарциссу даже без суда. Вам с помощью какого-то древнего варварского обычая удалось вытащить эту идиотку Паркинсон. Но зачем тебе Люциус Малфой? Он ведь убийца! – Докажите. – Да что доказывать? Это все знают! – Тогда пусть те, кто знает, дадут против него показания под веритасерумом. – Вот ведь неугомонный! Его уже судили! Зачем ещё показания? – В первый раз, шестнадцать лет назад, его оправдали. Неважно, за деньги или за что, но срок давности по этому делу уже истёк, – Гарри наклонился вперёд и уставился своими ярко-зелёными глазами в чёрные миндалевидные глаза министра. – Во второй раз, два года назад, не смогли доказать ни одного эпизода, где бы он пытал или убивал кого-либо. Его осудили за проникновение на территорию Министерства Магии и дебош. Он отсидел год из определённых ему двух лет, когда был выкраден из Азкабана Волдемортом. И подтверждением этому служат его показания под веритасерумом. Вы можете предложить ему отсидеть оставшийся год, но даже в этом случае я буду оспаривать решение суда. Он был у Риддла на положении заложника и регулярно подвергался пыткам, и я это докажу. – Пыткам! – фыркнул Министр. – Да таким пыткам все Пожиратели подвергались. У Сам-Знаешь-Кого «круцио» было вместо «здравствуйте»! – Неважно. Я добьюсь открытого процесса, как с Драко, и посмотрим, как будет выглядеть Министр, допускающий осуждение невиновных на том лишь основании, что они ему несимпатичны. – Ты мне угрожаешь? – Кингсли откинулся на стуле, недоверчиво глядя на Гарри. – Скажем так, информирую. Шеклболт выбил дробь по столу длинными крепкими пальцами, а потом снова наклонился вперёд и, понизив голос, спросил: – А если я отпущу этого скользкого змея, прямо так, без суда, что я с этого буду иметь? Гарри от удивления даже не сразу нашёл слова: – Вы хотите денег? – Каких денег, Поттер? Зачем мне твои деньги? Я хочу информацию. – Информацию? – недоумение юноши возросло. – Разве я располагаю информацией, которой нет у вас? – Где Грейнджер? – Гермиона? А почему она вас так интересует? – Потому что кое-кто из арестованных Пожирателей смерти назвал её в числе жертв. Но я сам и еще куча народу видели её живой в день Последней битвы. А потом она бесследно исчезла. Так где она? – Ладно, хорошо. Она не погибла. Снейп спас её. Но эта война сказалась на ней слишком сильно. Гермиона решила покинуть Англию. Она на континенте. – А где Снейп? – Как где? Умер… – И где же его тело? – Не знаю… наверное, кто-то из Пожирателей забрал да прикопал где-нибудь в лесу. Или акромантулы сожрали. Они же по всему двору шастали, могли унести. – Не рассказывай мне сказки, Гарри Поттер. Я уже большой мальчик. И слишком давно тебя знаю. Я чувствую, когда ты лжёшь. – А вот тут лжёте вы. Не можете вы чувствовать того, чего нет, – Гарри решил держаться до последнего и бесстрашно встретил тяжёлый взгляд чёрных глаз. – Тогда пусти авроров в свой дом. Или хотя бы меня, или кого-нибудь ещё из Ордена. – А зачем вам мой дом, министр? Обыскать хотите? А на каком основании? В чём меня обвиняют? – Пока ни в чём, Поттер. Но учти, что укрывательство преступников ещё никого до добра не доводило. – Вот только преступников покрываю не я. Почему бы, например, вам не расследовалось, каким образом Панси Паркинсон, больше двух месяцев просидевшая в камере одиночного заключения, оказалась на четвёртой неделе беременности, с выбитыми зубами и многократно залеченными переломами? – Да с чего ты это взял, Поттер? Вот её дело, – Кингсли призвал со своего стола тоненькую папку. – Вот, гляди! Осмотр врача после ареста – здорова, через месяц – здорова, перед заседанием Чрезвычайной комиссии – здорова! Ничего из того, о чём ты тут лепечешь! Какая беременность? От привидений прежних узников? – Мистер Шеклболт, я сам читал это дело, когда пытался защищать её. Там были совершенно другие заключения. Правда, за той же подписью. Вы же видели целителя, который приставлен к заключённым. Он явно запуган. Сейчас, когда, казалось бы, все страхи позади, кто-то угрожает человеку, заставляя составлять поддельные документы. И я даже догадываюсь, кто. Сколько раз вам нужно повторить, что Долиш – предатель? Что все эти торопливые казни сразу после победы служат тому, чтобы он мог замести следы. Он и кто-то из Визенгамота, иначе он бы не смог действовать так нагло. – А вот тут я потребую от тебя доказательств, Гарри Поттер. Старший аврор Долиш не запятнал себя ни единым проступком. – О, да, в ставке Волдеморта тоже всегда доверяли его сведениям – чрезвычайно ценный был кадр для них. – Это всего лишь твои слова, Поттер. Ты сам-то можешь их как-нибудь иначе доказать, чем: – «Я видел это в голове Волдеморта»? – Это могли доказать Тикнесс, Руквуд, Трэверс, брат и сестра Кэрроу, Стэн Шанпайк. Все, кого мы взяли в плен, но кто почему-то не дожил даже до подвалов Министерства Магии. Кроме Стэна, которого вы казнили на следующий день после Победы, даже не допросив! А ведь было очевидно, что он под «империо»! Он же даже сражаться не мог – бродил там, как сомнамбула. – Названные тобой работники Министерства были убиты при сопротивлении и попытке побега. – Угу. Особенно Руквуд. Вы извините, Кингсли, но вы просто ни разу не испытали на себе «ступефай» от Рона Уизли. Беда моего друга в том, что он совершенно не умеет рассчитывать силу. И если уж он приложил кого – валяться тому без сознания часов двенадцать, не меньше. Так что Руквуд был убит в бессознательном состоянии. Остальные были ранены, связаны «инкарцерос», а затем ещё и спелёнуты особым заклинанием директора МакГонагалл. Они не имели никакой возможности бежать. Их хладнокровно убили, чтобы они не могли рассказать о предателях в самом сердце Министерства. – Предатели в сердце Министерства? Тебе ли говорить о предателях в сердце Министерства, Гарри Поттер? А что за артефакт ты сам пронёс в него? Мой амулет свидетельствует о том, что у тебя на шее висит источник магического возмущения. Ты прекрасно знаешь, что все магические предметы должны сдаваться на входе, но нарушил это правило и тайно принёс его сюда. На что ты рассчитывал? Что сможешь каким-то образом околдовать меня? – Артефакт? Гарри опешил от такого обвинения. Он ничего не проносил в Министерство, а на шее висел только мешочек из ослиной кожи, в котором лежал осколок зеркала. Или у Шеклболта чересчур чувствительный амулет, реагирующий даже на сущую ерунду, или кто-то попытался связаться с ним через зеркало, и прибор зафиксировал всплеск магии. – Да, артефакт, Поттер. Но ты не сможешь его активировать – на тебя направлены палочки авроров, которые наблюдают за нашим разговором. Я оставляю тебе последнюю возможность уйти из моего кабинета безнаказанным. Ты сейчас дашь разрешение взводу авроров, который находится на площади Гриммо, обыскать дом Блэка. А сам положишь на стол палочку, медленно вынешь из-за пазухи то, что прячешь, и встанешь к стене. Мозг Гарри работал с лихорадочной быстротой. Всплеск магии – это наверняка Гермиона пыталась связаться с ним, чтобы сообщить о слежке. Надо как-то передать им, чтобы немедленно уходили, но как? И как они смогут уйти, если дом окружён? Но самое главное сейчас – не начинать сражения в Министерстве. Тогда и самому живым не выйти, и друзьям не помочь. Поэтому Гарри спокойно выложил на стол свою палочку и катнул к Кингсли, который немедленно её схватил. – Мистер Шеклболт, все ваши обвинения беспочвенны. У меня нет никаких артефактов, кроме осколка зеркала, которое мне когда-то подарил Сириус Блэк. Оно было одним из парных зеркал для связи. Именно поэтому, видимо, ваш амулет и зафиксировал магическое возмущение. А в мой дом я никого не намерен пускать. Если бы вы просто изъявили желание зайти ко мне на чашку чая, я бы с удовольствием пригласил вас. А сейчас – нет. – Как хотите, мистер Поттер. Эджкомб, взять его! Артефакт мне! Неизвестно откуда появившиеся люди в красных мантиях схватили Гарри за руки и, хотя он не сопротивлялся, заломили их за спину. Чья-то рука, больно дёрнув, порвала шнурок, на котором висел подарок Хагрида. – Андерсон, передай второму взводу: – «Адрес: площадь Гриммо, двенадцать». Как только проявится дверь, пусть взрывают – пароля нам всё равно не получить, а время дорого. Хотя, надеюсь, мы сработали достаточно быстро, чтобы мистер Поттер не успел предупредить своих друзей-Пожирателей.
Конкурс: Гарри лежал лицом на столе и отчаянно кусал губы. Он действительно не мог никак предупредить Гермиону и Снейпа, если только… Кингсли спокойно взял со стола кожаный мешочек, развязал его и засунул руку внутрь. – Ай! – Министр глядел на свои окровавленные пальцы. Гарри усмехнулся. Именно на это он и надеялся. Осколок был очень узким и всегда располагался в мешочке остриём вверх. Не напороться на него постороннему человеку было бы трудно. Кингсли сам предупредил его друзей об опасности. Теперь оставалось лишь надеяться на то, что Гермиона будет поглядывать на половинку зеркала, что была у неё, и заметит, когда покажется кровь. – Проклятье! Поттер, мог бы и предупредить! – Вы сейчас взрываете дверь моего дома. Неизвестно, что вы там разрушите ещё, а я должен предупреждать вас об осколке стекла? Обойдётесь, – последнее слово Гарри прохрипел – аврор, который держал его прижатым к столешнице, надавил сильнее, и лицо юноши вдавилось в дерево. – Ты сам виноват, Поттер. И если твоё подозрительное выступление в защиту Снейпа во время Последней Битвы ещё можно списать на то, что ты заговаривал зубы Тому-Кого-Нельзя-Называть, то последующие твои действия свидетельствуют о том, что ты ищешь популярности у самых одиозных личностей, вроде Малфоев или Паркинсон. – Ну вы даёте, Министр! Назвать Паркинсон одиозной личностью… Да дура она обыкновенная, а вы из неё прямо супер-врага сделали, – аврор немного отпустил руку, и Гарри смог говорить нормально. – Вы ещё скажите, что и Волдеморта я грохнул исключительно для поддержания популярности среди Пожирателей смерти. Можно подумать, вы у Снейпа эстафету приняли – подозревать меня во всех мыслимых и немыслимых грехах. Может, скажете своей горилле, чтобы отпустил, пока он мне руку не вывихнул? – Если бы ты не демонстрировал мне тут свои глупые амбиции, а сразу стал сотрудничать со следствием… – Если бы вы, господин министр, прекратили терроризировать людей своими беспочвенными обвинениями, мы бы могли избежать многих недоразумений, – раздался в кабинете холодный голос Минервы МакГонагалл. – Немедленно прикажите вашей овчарке отпустить моего ученика. Все обернулись на двоих, стоявших возле камина в кабинете министра. Аврор, державший Гарри, отскочил в сторону, не дожидаясь приказа начальства. Директор Хогвартса и Аберфорт Дамблдор окинули неприязненными взглядами Шеклболта и людей в алых мантиях, столпившихся возле него. – Директор, мистер Дамблдор, что вы здесь делаете? – Кингсли мучительно размышлял, что будет безопаснее – перекрыть камин для посещений вообще или вот так вот представать иногда в неприглядном виде перед своими учителями и соратниками. – Моё зеркало, парное поттеровскому, внезапно покрылось кровью, – прогудел трактирщик. Его седые брови сошлись вместе. – Не знаешь, Кингсли, с чего бы это вдруг? – Твоё зеркало? Но я думал… – Вы очень неконструктивно стали думать в последнее время, мистер Шеклболт, – неистребимые учительские нотки в голосе МакГонагалл заставили всех в кабинете вытянуться в струнку и почувствовать укол совести. Всех, включая министра и Гарри. – Мистер Дамблдор был в моём кабинете, когда его зеркало показало кровь. Мы думали, что на Гарри напали сторонники Риддла, которые до сих пор находятся на свободе, кинулись сюда, чтобы просить о помощи, но видим, что защищать-то Гарри нужно от вас. Мистер Поттер, мы немедленно отправляемся в Больничное крыло. – Но, директор, я не ранен, – успокаивающе пробормотал Гарри. – Это была моя кровь! – Кингсли потряс перед лицом окровавленной ладонью. События разворачивались так быстро, что у него не было времени даже наложить лечебное заклинание. – Я думаю, о тебе есть, кому позаботиться, – сказал Дамблдор, подходя к Гарри и кладя руку ему на плечо. – И об этом юноше тоже есть. – Мистер Поттер никуда не пойдёт, пока не вернутся мои люди, которых я отправил обыскивать его дом, – было не так-то просто заставить Кингсли свернуть с пути. – Обыскивать его дом? И что же вы там намереваетесь найти? – Не что, а кого. Я подозреваю, что мистер Поттер скрывает беглого убийцу, предателя и Пожирателя смерти Северуса Снейпа. – Мистер Шеклболт, вы в своём уме? – МакГонагалл тоже подошла к Гарри. – Поттер ещё в день последней битвы рассказал, как погиб директор Снейп. Какие у вас основания не доверять ему? И тогда же он, кстати, разъяснил, кем на самом деле был Северус. Вы, так же, как и все, кто был там, должны были слышать, что профессор Снейп никогда не предавал Ордена Феникса. – Я, так же, как и другие, слышал только неправдоподобные побасёнки о том, что якобы директор Дамблдор приказал себя убить. – Ну, так идите и спросите самого Альбуса Дамблдора. Надеюсь, его прямой ответ вас удовлетворит? – директор МакГонагалл поджала губы и покрепче вцепилась в трость. Теперь, когда она стояла близко, Гарри смог разглядеть, что рукоятка изящной лакированной трости тёмного дерева была выполнена в форме головы козла с длинными, перевитыми друг с другом рогами. Не то чтобы Минерва МакГонагалл часто опиралась на трость при ходьбе: ранение, полученное ею в Последней битве, было полностью излечено, уж мадам Помфри постаралась. Скорее, директор носила её с собой по привычке. А сейчас пожилая женщина выглядела так, будто собиралась познакомить с этой тростью большинство спин, присутствующих в кабинете. – Вы прекрасно понимаете, Минерва, что свидетельства портрета не могут приниматься во внимание. – А свидетельства собственных глаз? Или ты уже и себе перестал верить, Кингсли? Что, власть ударила в голову? – Дамблдор-младший, набычившись, двинулся в сторону министра. – Ты, верно, забыл, как отвлекал на себя внимание красноглазого монстра, когда двое мальчишек, Уизли и Малфой, делали за твоих бравых авроров их работу – сражались с Пожирателями смерти. Что помешало тебе, Кингсли, дать показания в пользу Драко в первый же день, когда его притащили сюда? А эта несчастная Паркинсон? Что, теперь за пару слов приговаривают к поцелую дементора? Ах, да, я забыл, приговаривают даже тех, кто и слова-то сказать не успел, как мальчишка Шанпайк. – Свидетели подтвердили, что видели Шанпайка вместе с Пожирателями! – А ещё они же говорили о его расфокусированном взгляде и нарушении координации, как бывает с теми, кто слишком долго был под «империо», – не сдавался Дамблдор. Он стоял уже вплотную к Министру, и Шеклболт морщился, когда слюна изо рта Аберфорта попадала ему на лицо. – Ты совсем тут «офаджился», Кингсли, вот что я тебе скажу. Вместо того чтобы искать врагов там, где их никогда не было, лучше бы подумал, почему ни на восстановление Хогвартса, ни на ремонт пострадавших зданий Хогсмида твоим Министерством не было выделено ни кната. Шеклболт молчал, тяжёлым взглядом глядя на трактирщика. Наконец, он вздохнул и сказал: – Хорошо, поверим пока вам на слово. Но тогда скажите, где тело вашего покойного героя? Но ответить маги не успели, потому что отворилась дверь, и перемазанный сажей аврор в рваной мантии втащил скованного магическими наручниками избитого старого домовика. – Кричер! – Гарри опустился на колено рядом с ним, а эльф, пользуясь тем, что его лицо оказалось скрыто от присутствующих, подмигнул хозяину здоровым, не подбитым глазом. – Эта мелкая тварь чуть не покалечила нас! – аврор был вне себя от негодования. – Они убили хозяйку! – завопил тоненьким голоском Кричер. – Они убили мою дорогую хозяйку, сожгли её! Они устроили дома пожар! Кингсли удивлённо поглядел на аврора. – Вы кого-то убили? – Нет, сэр. Это портрет в прихожей. Он так вопил, что пришлось его сжечь. Дом пуст. Нет никаких признаков, что там жил кто-то кроме этого сумасшедшего создания. Все постели нетронуты, припасов в кухне нет, в комнатах пыль и грязь. Похоже, домовик умеет только орать и швыряться в людей всякой дрянью, – аврор неприязненно посмотрел на эльфа. Тот, из-под руки Гарри, ответил таким многообещающим взглядом, что человек невольно схватился за палочку. – Ты спрашивал о теле, Кингсли. Так вот, его забрал я, – голос Аберфорта Дамблдора звучал гораздо тише, чем когда он кричал на министра. – Я похоронил его там, куда ни одна излишне любопытная физиономия не сунется. Он был моим другом. Единственным, как я теперь понял, другом. И я не позволю никому нарушить его покой. Свидетельства двух человек – меня и Гарри – тебе достаточно, или ты опять будешь опрашивать всех, кто пережил Последнюю битву? – Достаточно, – министр потрясённо смотрел на трактирщика. Кингсли успел выстроить в уме целую теорию заговора, а оказалось, что надо было всего-навсего спросить старого соратника. Его злое словечко «офаджился» жгло огнём несправедливой обиды, но теперь Шеклболт уже начал сомневаться, а правильно ли он ведёт себя? Чего на самом деле добиваются почтенные старцы в Визенгамоте, настаивая на скорейшем рассмотрении дел Пожирателей смерти? И почему до сих пор так и не оценен ущерб от войны, а особенно от Последней Битвы? Стыд заставил кровь прилить к щекам министра, и Шеклболт порадовался, что кожа у него достаточно тёмная, чтобы это было незаметно.
Конкурс: – Что ж, мистер Поттер, приношу свои извинения. Можете забрать свою палочку, эльфа и быть свободны. Минерва, Аберфорт, рад был повидать вас. – Гарри, я думаю, Кричеру надо посетить Больничное крыло, – МакГонагалл сделала приглашающий жест к камину. – До свиданья, министр. Надеюсь, наша следующая встреча будет более приятной. Директриса развернулась и исчезла в камине, кажется, даже спиной выражая осуждение. За ней ушли побитый домовик и Гарри, торопливо схвативший со стола свои вещи. Последним в зелёное пламя шагнул Дамблдор. *** Немногим раньше происшествия в кабинете министра магии в доме на площади Гриммо старый домовик подёргал за край лёгкой светлой юбки невысокую девушку, увлечённо делавшую выписки из толстенного тома «Уголовного уложения магической Британии». – Мисс Гермиона, Кричер думает, за домом опять следят. – Следят? Почему ты так решил? – Мистер Северус сказал, что заметил слишком много мужчин в красной одежде. А Кричер видел двух человек, которые стоят посреди площади и смотрят на то место, где должен быть дом хозяина Гарри. – Спасибо, дорогой. Я сейчас свяжусь с Гарри и попрошу его разузнать, кто это может быть. Гермиона достала половинку зеркала, которую получила от Поттера в начале мая, и прикоснулась к ней палочкой. Никто не откликнулся. Тогда она попробовала послать через зеркало сообщение, звала Гарри по имени, но ничего не помогало – зеркало показывало только темноту внутри мешочка из ослиной кожи. Это заставило её нервничать. Не выпуская полумесяц из сжатых пальцев, она начала лихорадочно собирать свою бисерную сумочку. Год скитаний не прошёл даром – в сумочке всегда находился некоторый запас зелий, немного одежды и денег. Теперь туда были упакованы большинство вещей, которые она за время жизни в доме Блэка успела вытащить и распределить по шкафам, а также вещи, которые Гарри купил Снейпу – они ведь утащили его в одной больничной рубашке. Гарри откровенно веселился, покупая вечно затянутому в старинный сюртук профессору джинсы, водолазки и кожаную куртку. – Мисс Грейнджер, вы куда-то собираетесь? – Да, профессор, – пробормотала девушка, запихивая в сумочку картину с пустой комнатой, где любил появляться директор Блэк. – Кричер сказал, что за домом следят. Нам надо уходить. – Нам? Вам-то зачем? – Чтобы не видеть физиономии, которые мне видеть не хочется, – несколько раздражённо ответила девушка. С тех пор как Снейп выздоровел, он стал почти таким же невыносимым, каким был в школе. Только теперь они жили не в разных концах огромного замка, а в соседних спальнях. По утрам он был, как правило, зол, язвителен и несправедлив, сваливая на Гермиону вину за своё плохое настроение, боли в горле или мигрень. Сначала девушка обижалась, даже плакала, но потом поняла, что после двух чашек кофе, приготовленного ею по рецепту папы, профессор заметно смягчался. Кстати, кофе был необходим и ей самой, потому что по утрам она тоже частенько была готова загрызть кого-нибудь, да хотя бы того же Снейпа. Сидение за книгами до трёх-четырёх часов ночи как-то не очень располагало к подъёму в семь утра, ежедневно устраиваемому старым эльфом. А ложиться спать раньше она не любила – тогда её опять посещали кошмары с умирающим зельеваром. После кофе каждый уходил по своим делам, но почему-то очень быстро эти дела приводили их в одно место – в библиотеку, гостиную или кухню, где Гермиона пыталась помочь Кричеру приготовить обед. О том, что было нужно там профессору, девушка старалась не задумываться. Снейп был молчалив, без причины не придирался, позволял осмотреть и обработать заживающую рану. Обед проходил в более дружественной атмосфере, по крайней мере, в тишине. Потом появлялись Гарри или Рон и рассказывали о том, как идут дела в мире, куда Снейп не мог, а Гермиона не хотела возвращаться. Вечером отношения двух узников старого дома доходили уже до того градуса теплоты, при котором Снейп даже помогал бывшей ученице с поиском нужной книги или разъяснял непонятное место. Их любопытство и нетерпение в исследовании библиотеки Блэков не утихало до глубокой ночи, пока оба практически не засыпали в креслах. За два месяца жизни под одной крышей с этим сложным человеком её чувство не только не угасло, но как будто ушло вглубь, проросло в самую основу её жизни. Теперь Гермиона уже не стремилась провожать глазами каждое движение стремительного гибкого тела своего бывшего учителя. Даже сидя спиной к нему, она всегда знала, что делает Снейп. Ей не нужно было смотреть на него, чтобы, по изменению освещения, по дуновению воздуха, по отголоскам звуков, которые улавливались краем уха, представить выражение его лица. Она могла предугадать его реакцию на самые разные события. И неизменно радовалась, когда эта реакция оказывалась сдержанной. Это значило, что Снейпу нравится то, что он видит. Было ли это особенностью его характера, или его так воспитали, но он очень громко и бурно выражал своё недовольство, а вот положительные эмоции старался скрыть как можно глубже. Похоже, он просто не умел ощущать их, а когда они приходили, терялся и прятался в раковине невозмутимости. А Гермионе было приятно доставлять радость этому человеку, даже если она знала, что он не поблагодарит за неё – не умел Северус говорить слова благодарности. Не много у него было возможностей научиться. Снейп почти не удивился тому, что Гермиона не отреагировала на его резонный вопрос, почему она должна бежать от авроров вместе с ним. Эта несносная девчонка во многом напоминала самого Северуса – если она что-то решила, переупрямить её было невозможно, а применение силы вызвало бы ещё большее желание настоять на своём. Единственное, что могло подействовать на эту своенравную женщину – обращение к её разуму. Но времени на объяснение причин, по которым она должна оставить его и жить своей жизнью, не осталось совсем. – Мисс Грейнджер, что с вашим зеркалом? Гермиона взглянула на полумесяц, который она, запихивая картину, положила на стол рядом с сумочкой. Он был залит кровью, но как будто с той, зазеркальной стороны. И в этот момент раздался громкий удар во входную дверь. – Надо бежать! Но дверь блокирована, а на доме противоаппарационные чары… – Мисс Грейнджер, на крышу, – Снейп ухватил девушку за руку и потащил к лестнице. – Кричер, уничтожь все следы нашего пребывания в доме! От этого зависит судьба Гарри, – едва успела прокричать Гермиона, как раздался звук взрыва. Снейп и его бывшая ученица как раз захлопнули за собой дверь чердака, как в дом ворвались авроры. – Профессор, здесь нам тоже не скрыться – авроры обязательно проверят и чердак, и подвал. – А мы и не будем здесь скрываться, – сквозь зубы пробормотал Снейп, руками, без применения магии, взламывая чердачное окно. – Воздержитесь от колдовства и следуйте за мной. Он выглянул в распахнутое окошко, удостоверился, что за крышей никто не наблюдает, и, ловко изогнувшись, выскользнул наружу. Гермионе оставалось только завидовать – удобные брюки позволяли Снейпу проворачивать такие фокусы, а длинная широкая юбка как-то не очень подходила для лазанья по крышам. – Давайте руку, – прошептал волшебник, – и не смотрите вниз. Гермиона протянула руку, зажмурилась и вдруг почувствовала, что её, как пробку из бутылки, выдернули из узкого чердачного окна. Она оказалась в тесном кольце твёрдых рук, всё её внимание было поглощено попыткой удержать шлёпанцы на болтающихся ногах, ведь до опоры, на которой стоял Снейп, её ноги почему-то не доставали. – Аппарируйте, – услышала она шёпот. – Куда? – девушке хватило сил только придушенно пискнуть, потому что до неё вдруг дошло, что Снейп не стоит, а висит в воздухе вместе с нею. И довольно сильный ветер норовит сбросить не только домашние туфли с ее ног, но и их самих вниз, на мостовую с высоты как минимум пятиэтажного дома. – Куда угодно, только быстро! Гермиона зажмурилась ещё крепче, оторвала правую руку с зажатой в ней палочкой от талии Снейпа и взмахнула ею. – Вам это место чем-то дорого? – в бархатном баритоне переливаются одновременно нотки уважения, удивления и издёвки, как бы ни были они несочетаемы. Снейп умеет сочетать и не такое. Гермиона переступила ногами, с удовольствием ощущая мягкость лесной подстилки, и открыла глаза. Конечно, это лес Дин. Куда ещё её могло занести с испугу?
Конкурс: – Можно сказать и так. Не объяснишь же человеку, что оно дорого сразу по нескольким причинам. Здесь прошёл один из самых замечательных семейных пикников, которые когда-либо были у Гермионы. Сюда она аппарировала мечущегося в жару Гарри, когда они спаслись от Волдеморта в Годриковой Лощине. Сюда Снейп принёс меч Гриффиндора, и этот эпизод девушка часто вспоминала, представляя профессора на берегу озера, стоящим за деревьями и наблюдающим, как Гарри достаёт меч из-подо льда. На месте Гарри она иногда представляла себя и думала, смог ли бы Северус так же бесстрастно наблюдать, как она тонет в озере, или кинулся бы спасать её, наплевав на конспирацию. Очень бы хотелось поверить во второе, хотя разум подсказывал, что вернее было бы первое. – А мистер Поттер знает об особенной ценности для вас этого места? – Скорее всего, нет, а почему вы спрашиваете? – Если его схватили и узнали, что мы вместе, могли вычислить, и куда вы в первую очередь побежите. – Нет, вряд ли он решит, что я могу быть здесь. А почему вы думаете, что Гарри расскажет о нас? – Гермиона подняла взгляд. Снейп стоял над самой водой, пристально глядя на два сросшихся стволами дерева на другом берегу. – Я не думаю, что он расскажет по собственной воле. Но всегда есть веритасерум, а если предварительно наложить несколько круциатусов, то способность сопротивляться ему пропадает даже у таких упёртых типов, как ваш друг. Гермиона покачала головой. Душа её, конечно, болела за Гарри, но она понимала, что лучше ей оставаться сейчас со Снейпом. Как бы ни был упёрт её друг, Северус не менее упрям. И если он вдруг ринется спасать Поттера, ей надо быть рядом. А у Гарри, в случае чего, ещё защитники найдутся, ведь вторая половина зеркала у Аберфорта Дамблдора. Её вдруг кольнуло сожаление, что праздничный ужин, который они с Кричером так старательно готовили, домовику, скорее всего, пришлось уничтожить, заметая следы. Она достала из сумочки палатку, поставила её и стала привычно накладывать скрывающие заклинания. Снейп недоверчиво наблюдал за ней, а когда девушки не стало видно, ещё и проверил место, где была палатка, несколькими поисковыми заклятьями. Гермиона присела на корягу, которую предусмотрительно оставила возле входа, внутри круга заклинаний. Если им придётся здесь задержаться, на ней удобно сидеть у костра. И места как раз хватит для двоих, если не пытаться отодвинуться друг от друга как можно дальше. Снейп шагнул внутрь круга, приоткрыл дверь, заглянул внутрь, но заходить не стал, а сел рядом с Гермионой. Это была уже не та пропахшая кошками палатка, в которой Гермиона с друзьями скрывалась полгода. Эту дали Билл и Флер, а вернуть как-то всё было некогда. Гермиона была уверена, что придраться там не к чему, иначе Снейп бы не упустил случая. По поводу заклинаний-то он смолчал, значит, ему понравилось. Если бы не беспокойство за Гарри, волшебница бы радовалась визиту авроров в дом на площади Гриммо. Северус выздоровел, всех, кого могли спасти, они из заключения вытащили. Теперь его ничего не держало рядом с Гермионой – он мог в любой момент изменить внешность, имя и начать новую жизнь. Жизнь, в которой места для себя девушка не видела. А теперь они снова были в бегах, снова вместе, и это наполняло её сердце тихой радостью. Волшебники просидели бок о бок не меньше часа, наслаждаясь видом на озеро и близостью друг друга. Когда солнце уже спряталось за вершины деревьев, над палаткой появилась сова. Птица не видела своего адресата, но волшебное чутьё подсказывало, что он должен быть где-то здесь. Гермиона подумала, что это может быть весточка от Гарри, и вышла за круг заклинаний. Сова облегчённо села ей на руку, дождалась, пока девушка отвяжет пергамент, и тут же взвилась в темнеющее небо. Письмо действительно было от Гарри. Гермиона пробежала глазами несколько строчек, про себя удивляясь странному тону послания. Удивление исчезло, когда на поляну выбежало несколько человек в красных мантиях. Видимо, Гарри чувствовал за собой слежку и подозревал, что сову могут отследить. – Мисс Грейнджер? Прошу оставаться на месте, у нас есть к вам несколько вопросов, – проговорил один из них, пересекая поляну. Гермиона молча шагнула в круг невидимости, схватила Снейпа за руку, и они исчезли в хлопке аппарации, оставив на земле клочок пергамента с наспех накарябанными строчками: «Гермиона, у меня всё в порядке. Кингсли, видимо, решил, что раз я защищаю невинно осуждённых, кого авроры считают Пожирателями смерти, то я и сам Пожиратель. Он приказал обыскать мой дом, но они там, конечно, никого не нашли. Зато сделали доброе дело – спалили к троллям матушку Сириуса. Меня выпустили, я сейчас у Дамблдора-младшего. Представляешь, оказывается, это он унёс тело профессора из Визжащей хижины и похоронил его. Но где могила Снейпа, он говорить отказывается, упёрся. Думаю, теперь Аберфорт никому этого не расскажет – уж больно его Шеклболт разозлил. Надеюсь, твоё путешествие по Европе помогает тебе прийти в себя. Всего хорошего. Твой друг Гарри». Финишировали они в малюсеньком переулке, едва не сбив несколько велосипедов, составленных в тесный ряд возле стены дома. Снейп только успел вдохнуть влажный воздух, пропитанный запахами морской соли и выхлопных газов, как ведьма вновь взмахнула палочкой. В этот раз волшебники возникли на задах маленькой церкви. Здесь уже наступал вечер, и на высокой прямоугольной колокольне звонил колокол. Грейнджер замерла, прижавшись к выкрашенным светло-голубой краской камням, которыми была выложена задняя стена церкви. Сразу за зданием начинался скошенный луг, который спускался в ложбину, а за ней круто взбиралась в тёмно-синее небо мохнатая от елей гора. Ведьма отдышалась, окинула критическим взглядом себя и Снейпа и, видимо, решив, что выглядят они прилично, накинула на себя и спутника отводящие глаз чары и двинулась через луг. Чем ближе волшебники подходили к тёмному массиву горы, тем отчётливее ощущалась разлитая в воздухе магия. По правому, дальнему от церкви, берегу ручья, они преодолели магглоотталкивающие чары, затем воздух толкнул их в грудь и сгустился в огромный плакат «Осторожно, драконы!». Грейнджер обошла его и всё так же целеустремлённо ступила под своды леса. Он оказался неожиданно густым и неухоженным. Магических преград больше не встречалось, зато в изобилии попадались поваленные заросшие мхом деревья, которые скрывали под собой расщелины в скальной породе. После того как Снейп в очередной раз поймал за руку свою самоуверенную проводницу, он подтащил девчонку к белому стволу недавно упавшей берёзы и усадил, сам устроившись рядом. – И что всё это означает? – Грейнджер молчала, прилаживая на ногу шлёпанец, который только что призвала из ямы невесть какой глубины. – Если вы решили скрыться в драконьем заповеднике Трансильвании, то могли попросить меня, я бы аппарировал вас прямо ко входу. – И выдали бы себя. Нет, я не хочу скрываться у Чарли Уизли. Не сейчас, по крайней мере. – Тогда что мы здесь делаем, безрассудная вы девчонка? Уже темнеет, между прочим, а комары тут совершенно не боятся магии. – Мы путаем следы, профессор. Когда я готовилась в прошлом году к поискам хоркруксов, я продумала несколько путей отхода. Конечно, я не рассказала о них мальчикам, они бы решили, что я перестраховщица и трусиха. Один путь лежал через Амстердам и Зэрнешти. Я думала, что Гарри, который уже имел дело с драконами на четвёртом курсе, сможет использовать их в схватке против Пожирателей смерти. Снейп хмыкнул. Прямо девичьи мечты какие-то. Рыцарь на могучем драконе повергает в прах многочисленных злодеев. А о том, что драконы с одинаковым удовольствием слопают и злодеев, и рыцарей, она не подумала. – А потом я поняла, что могу привести врагов к ничего не подозревающим мирным людям, и отказалась от этих путей. Но точки аппарации всё равно отложились в памяти. Вот и пригодилось. Только к Чарли мы не пойдём. Достаточно того, что мы прошли через границу заповедника. Она автоматически отслеживает магию палочки, проделавшей проход. Эта предосторожность была введена в конце позапрошлого века, когда драконы сожрали ковен драконологов, заблудившихся в лесу. Теперь, если за нами кто-то следил, он уверится, что мы идём к воротам. А на самом деле я взяла гораздо западнее. Ещё немного пройдём, чтобы совсем следы запутать, и аппарируем дальше. – Дальше, мисс Грейнджер? Ваш путь отхода не заканчивается здесь? – Нет, был ещё один. Он предполагал покупку фальшивых документов. – О, вы знаток криминального мира, мисс Грейнджер? Ну, ещё бы, с вашей-то склонностью грабить банки, – Снейп поглядел на Гермиону сверху вниз. Если они сунутся покупать фальшивые документы, авроры заметут их скорее, чем если бы они остались на Гриммо. – Нет. Но я слышала, что легче всего купить поддельные удостоверения и незарегистрированные палочки в Каире. Снейп поморщился. Да, в Каире можно такое провернуть. Только если туда сунется наивная европейская ведьмочка, скорее всего, её больше никто не увидит. Магглянку ещё могут продать в бордель, а от ведьмы больше хлопот, чем прибыли. А человеческие органы в некоторых зельях незаменимы. – На ваше счастье, мисс Грейнджер, у меня как раз есть знакомые в той среде. Не хотелось бы их беспокоить, но… – Ой, как здорово! – Грейнджер подскочила, едва не хлопая в ладоши. – Тогда скорее туда!
Конкурс: На этот раз двойную аппарацию провёл маг. Финишировали они снова в тёмном проулке, но на этот раз пахло далеко не морем. И между двумя глухими стенами, покрытыми облезлой, крашенной в жёлтый цвет штукатуркой, располагались не чистенькие велосипеды, а переполненные мусорные баки. Снейп критически осмотрел свою спутницу. Волосы от блуждания по лесу растрепались, но, даже будь они аккуратно прилизаны, их всё равно нужно убрать под платок. Белая футболка с криво улыбающейся жёлтой рожицей слишком сильно обтягивала грудь (хоть появилось, что обтягивать, спасибо Кричеру). Юбка до щиколоток была вполне приемлемой, но вот большая коллекция репьёв и мусора её никак не украшали. И только шлёпанцы вполне вписывались в стиль этой местности. – Мисс Грейнджер, у вас в сумке есть мантия с капюшоном? – Да, я положила… – Наденьте её, – прервал нервную болтовню Снейп. – Но здесь жарко, а она тёплая… – Вы выглядите просто отвратительно. Надевайте, если хотите выйти отсюда живой. Гермиона вытащила из бисерной сумочки чёрную шерстяную мантию, накинула на плечи. Снейп пониже натянул ей на лицо капюшон, заставил застегнуть и закутаться, чтобы ни одного кусочка тела не было видно. Они вышли на тёмную улицу, освещённую только светом из странных, не то недостроенных, не то переживших землетрясение, да так и не отремонтированных домов. Гермиона из-под капюшона пыталась разглядеть, куда её ведёт быстрым шагом Снейп, но видела лишь обшарпанные стены, окна, до половины зашторенные белыми занавесками, да чёрные провалы на месте отсутствующих квартир. Зельевар привёл девушку в заведение, напоминающее кафе или забегаловку. Здесь пахло жареными лепёшками, мясным бульоном, а ещё какой-то приправой, начисто отбивавшей аппетит. За маленькими круглыми столиками сидели только мужчины. Большинство из них было одето в европейскую одежду: широкие полотняные штаны, однотонные не слишком чистые рубахи и узкие пиджаки с залоснившимися от долгой носки рукавами. Некоторые, на вид более ухоженные, носили свободные тёмные одежды, напоминающие хламиду Волдеморта, а на головах чалмы. Снейп провёл девушку в самый дальний тёмный угол, усадил спиной к стене и, прошипев: – «Ни слова!», ушёл к стойке. Девушка ждала, затаив дыхание и боясь даже на миллиметр приподнять капюшон, чтобы оглядеть странное место. Но вместо профессора к столику подошёл официант в грязном переднике, молча поставил перед ведьмой стакан с холодным шербетом и удалился, не произнеся ни слова. Гермиона пригубила сладкую, но неожиданно хорошо утоляющую жажду жидкость. Через час тот же хмурый официант принёс второй стакан шербета. Девушка поёрзала. Ей было жарко, скучно и страшно, а ещё хотелось не только пить, но и наоборот. Искать в этом чисто мужском заведении женский туалет было нелепо и самоубийственно, как она догадывалась. А Снейп всё не возвращался. Раз к её столику пытался приблизиться один из тех, в пиджаках, но из-за стойки на него довольно грубо прикрикнули, и он с неохотой сел на своё место. Гермиона выдохнула воздух, который машинально задержала в груди, пытаясь незаметно достать палочку. Где же Снейп? Вдруг с ним что-то случилось? Вдруг его ранили бандиты или захватили авроры? К страхам за собственную жизнь прибавилось беспокойство за профессора. Наконец, когда Гермиона уже решила на свой страх и риск покинуть негостеприимное кафе, в дверях появился высокий худой человек, затянутый в чёрную водолазку, черную же кожаную куртку и чёрные брюки. Девушка облегчённо вздохнула, попутно вспоминая, что профессор предпочитает пользоваться охлаждающими чарами, но не носить открытой одежды. А она парилась в тёплой мантии, как простая маггла. Снейп стремительно прошёл к её столику, схватил девушку за руку и так же стремительно вывел на улицу. – Вам удалось? – Молчите, мисс Грейнджер. Чем скорее мы отсюда уберёмся, тем лучше. Они почти бегом (вернее, это Снейп почти, а Гермиона за ним действительно бежала) вернулись в тот же самый тупик с мусорными баками. – Профессор, подождите! – Что такое? – Я… э… мне в туалет… – Мерлин, сделайте свои дела за баками, я посторожу! И волшебник действительно отошёл к выходу из тупика, оставаясь в тени, но оглядывая слабо освещённые окрестности. Гермиона нервно хихикнула. Одно дело, когда на страже стоят Гарри или Рон, свои, почти родные, по крайней мере, ровесники. И совсем другое, когда человек на двадцать лет старше, преподаватель, учёный и вообще герой. Девушка спрятала в сумку надоевшую тёплую мантию и, стараясь не дышать, пошла за мусорные баки. Она с трудом пробралась в самый дальний угол, а потом так же с трудом, чертыхаясь, выбралась обратно. Хорошо, хоть воду искать не надо – волшебная палочка выручит в любой ситуации. – Мисс Грейнджер, вы готовы? – Да, профессор, – Гермиона подошла поближе к магу. – Вы так и не ответили, вам удалось достать документы и палочки? – Удалось, удалось, – Снейп ещё раз оглядел совершенно безлюдные окрестности. – А где заканчивался наиболее дальний из ваших путей? – В Австралии. – В Австралии? Неплохо. Но лучше бы там, где нет договора с Великобританией о выдаче преступников. В Центральной Америке у вас точек аппарации нет? – Нет, к сожалению, – Гермионе действительно было жалко, что она не продумала такую возможность. – Ладно, давайте в Австралию. Только не напрямую. И смените палочку. Знаете, как это надо сделать? – Снейп начал доставать что-то из внутреннего кармана. Гермиона, не дожидаясь, пока он вытащит, вцепилась ему в руку, и вырвала из неё сразу три волшебные палочки. – Ого, какая прыть! Да с вами надо всегда быть настороже – вдруг решите перерезать мне вами же залеченное горло. Но две мне всё же верните, – в темноте не было видно лица зельевара, но смешок в его голосе успокоил возмущённую волшебницу. Оскорбить, признавая заслуги, – очень в стиле Снейпа. Следующим пунктом её плана был Могадишо, но, уже крепко взяв за руку профессора и взмахнув палочкой, Гермиона поняла, что ещё один исламский город она просто не вынесет. А почему бы не сменить пункт прибытия? Ведь один раз у неё это уже получилось. Тогда она начала новую аппарацию, ещё не закончив старую, и ей удалось оторваться от Яксли. Правда, Рона немного расщепило, но только потому, что он запаниковал и начал вырываться. Перед глазами всплыли кадры из фильма канала Дискавери про самую высокую гору Африки. Снейп обычно достаточно легко переносил аппарацию. Но в этот раз что-то пошло не так. В самой середине, когда пространство сжимается в узкий тоннель, так что трудно дышать, его как будто резко дёрнуло в сторону. Маг ещё крепче сдавил ладонь ведьмы, которая вела его, и через несколько мучительных мгновений оказался на склоне горы. Северус вдохнул колючий, пахнущий снегом воздух, а потом ноги его поехали по каменной осыпи. Рядом вскрикнула Грейнджер, и её рука вырвалась из его ладони. Он машинально взмахнул палочкой и взлетел над склоном. Девушки рядом не было, зато впереди, где заканчивалась чёрная вулканическая осыпь, белел нерастаявший снег. Один из сугробов зашевелился, раздался тихий стон. Снейп приземлился и помог Гермионе выбраться. Она вцепилась в его руку и стояла босиком в снегу, не делая попытки отойти или поискать свои неудобные туфли, которые всё время сваливались у неё с ног. – Мисс Грейнджер, вы ранены? – Нет, профессор, всё нормально. Давайте вы опять, как на Гриммо, поднимете нас, а потом я аппарирую. Чтобы уж наверняка никаких следов. – Ваши туфли? –Где-то под камнями. Девушка призвала шлёпанцы, но вместо них прилетели какие-то ошмётки. Тогда она просто испепелила их и взяла Снейпа за руку. Маг обнял ведьму за талию и мягко поднялся в воздух. Гермиона прижалась к тёплому сильному телу, обхватив зельевара за бока и изо всех сил сжав колени вместе, а то они так и норовили обнять ноги мужчины. Но не для того чтобы попытаться соблазнить его – упаси Мерлин на такой высоте. Просто чтобы ни при каких обстоятельствах её не могло оторвать от него. – Мисс Грейнджер, вы собираетесь когда-нибудь аппарировать? Или считаете меня ковром-самолётом, который доставит вас к океану? – низкий голос отдавался вибрацией под щекой ведьмы, прижатой к груди бывшего учителя. Во внешне строгих словах чувствовалась лишь лёгкая насмешка. – Учтите, я не альбатрос, сутками в воздухе держаться не могу. Особенно с довольно увесистым грузом. Волшебница опомнилась и взмахнула палочкой, представляя последний пункт своего маршрута – кухню маленького домика, который она сняла на окраине Мельбурна год назад, когда следила за родителями, чтобы с ними ничего не случилось, и они хорошо устроились на новом месте. Продолжение следует...
Яд: Ах вот отчего младший Малфой посчитал себя последним в роду! Он подумал, что поникшая ветвь плодоносить не может. Ну да, неподходящие условия для первого сексуального опыта. Интересные главы. Вот так и получается, что у каждого своя правда, и, исходя из нее, любой может показаться положительным персонажем. Взять того же Драко. С точки зрения закона он таки повинен в покушении на убийство Дамблдора, отчего попутно пострадали Рон и Кэти. Но ему прощается, т.к. заблуждался и искупил в Битве. А его отец, участвуя в "развлечениях", насиловал и убивал магглов. Оба они искренне считают, что это вышло нечаянно (в Пожиратели они шли не для того, чтобы насиловать и убивать), просто Лорд оказался не тем парнем и не дал им того, на что они рассчитывали. Дать бы возможность высказаться Долишу, насильникам Панси и Шеклболту, сведенной с ума в Азкабане Белле... Понравилась мне идея с шотландскими лендлордами. Провижу, что ее еще растащат по фикам о вынужденном браке. И снейджер уже дошел до обнимашек. Они как бы вынужденные, но все же, все же
Ок: Ух ты, вот это круто! Правда-правда, читала весь вечер, оторваться не могла:) В общем, мне понравилось все: и темп, который выдержан во всем выложенном тексте, и развитие характеров героев, и их поступки. Рон и Гарри просто обалденно умные и смелые, Геромиона и Снейп прекрасны. Драко и Панси искренне жаль, потому что их сломали по полной программе. Радует только то, что кажется, они смогли зацепиться, и нашли в себе силы продолжать жить. Еще мне понравилось, что даже в таком серьезном тексте находится место для юмора. Вроде небольшой диалог Рона и Гарри с Молли, а позитива с него море:)
Автор 2: Яд, ну, Шеклболт тоже многого не знает. А Долиш очень загадочная личность у Роулинг. Везде, где происходит что-то плохое, он у нее участвует. Начиная с ареста Дамблдора в пятом томе. Но везде у неё упоминается, что свидетелям его поведение кажется странным. Вроде как он под "конфундусом" или в"империо". В начале седьмой книги Яксли говорит: "Нам удалось подслушать, как аврор Долиш назвал дату побега Поттера". Вот что-то мне сомнительны все эти обстоятельства. Ну, я и сделала его жутким гадом. Он, скорее всего, сам-то и не насиловал. Но у него были под стать ему помощнички. К тому же, победа Волдеморта как раз для моего Долиша была предпочтительней. Да, защищать насильника и убийцу Люциуса Малфоя - то ещё удовольствие. Бедный Поттер. Его, наверное, тошнило, но куда деваться? Долг жизни. Роулинг чётко сказала, что Гарри поспособствовал тому, чтобы вся семья Малфоев избежала Азкабана. И я не вижу другого способа вытащить Люциуса, чем вот такое заступничество Гарри. Ок, я очень рада, что вам понравилось. Да, Драко и Панси, а с ними Рон уже прошли через пламя, которое их опалило, но не сожгло. Они смогут выжить потому, что у них есть, для кого жить. У Драко это мать, о которой он должен заботиться и девушка, которая не побоялась подарить любовь изгою. У Панси - раненый любовью Рон, а у Рона - искалеченная Панси. Ок пишет: Вроде небольшой диалог Рона и Гарри с Молли, а позитива с него море: Молли - это вообще бездна позитива. Подозреваю, что при переводе половина особенностей её речи просто пропала.
Автор 2: Яд, ну, Шеклболт тоже многого не знает. А Долиш очень загадочная личность у Роулинг. Везде, где происходит что-то плохое, он у нее участвует. Начиная с ареста Дамблдора в пятом томе. Но везде у неё упоминается, что свидетелям его поведение кажется странным. Вроде как он под "конфундусом" или в"империо". В начале седьмой книги Яксли говорит: "Нам удалось подслушать, как аврор Долиш назвал дату побега Поттера". Вот что-то мне сомнительны все эти обстоятельства. Ну, я и сделала его жутким гадом. Он, скорее всего, сам-то и не насиловал. Но у него были под стать ему помощнички. К тому же, победа Волдеморта как раз для моего Долиша была предпочтительней. Да, защищать насильника и убийцу Люциуса Малфоя - то ещё удовольствие. Бедный Поттер. Его, наверное, тошнило, но куда деваться? Долг жизни. Роулинг чётко сказала, что Гарри поспособствовал тому, чтобы вся семья Малфоев избежала Азкабана. И я не вижу другого способа вытащить Люциуса, чем вот такое заступничество Гарри. Ок, я очень рада, что вам понравилось. Да, Драко и Панси, а с ними Рон уже прошли через пламя, которое их опалило, но не сожгло. Они смогут выжить потому, что у них есть, для кого жить. У Драко это мать, о которой он должен заботиться и девушка, которая не побоялась подарить любовь изгою. У Панси - раненый любовью Рон, а у Рона - искалеченная Панси. Ок пишет: Вроде небольшой диалог Рона и Гарри с Молли, а позитива с него море: Молли - это вообще бездна позитива. Подозреваю, что при переводе половина особенностей её речи просто пропала.
Конкурс: Глава 11. Австралия Снейп резко взмахнул палочкой, проверяя помещение. Людей, кроме них двоих, нет, следов магии тоже. Он зажёг «люмос», увидел в его свете обстановку маггловской кухни и, обойдя девушку, включил электрический свет. Грейнджер так и стояла посреди небольшого помещения, держась за стол. Она вся была в грязи, юбка превратилась в лохмотья, рукав футболки оторван. По тому, как были напряжены худенькие плечи, Северус понял, что юная волшебница испытывает боль. – Мисс Грейнджер, вы ранены? – Ногу подвернула. Сейчас я всё вылечу… Маг опустил взгляд на её щиколотки. Левая была уже заметно толще правой, да ещё и струйка крови лениво бежала откуда-то из-под длинной юбки. И чёрный вулканический песок с той злосчастной осыпи, куда их так неудачно занесло, покрывал все доступные взгляду места. Снейп молча обошёл ведьму, наклонился, перекинул её через плечо и направился в глубь квартиры в поисках ванной. Маггловский дом – не старинный замок волшебников, третья дверь привела его куда нужно. Так же молча он поставил Гермиону в ванну, та только охнула, неловко наступив на больную ногу. Препираться с ведьмой по поводу одежды у него не было сил, поэтому он просто сдёрнул футболку, а затем и остатки юбки через голову. Грейнджер замерла, испуганно зажимая руками грудь. Да, как он и думал, шестьдесят процентов того, что обтягивала футболка, – бюстгальтер. Впрочем, неважно. Профессор дождался, пока из душа пробежит ржавая вода, и стал поливать ведьму прямо поверх белья. Потом переоденется, а многочисленные ссадины надо обработать как можно быстрее. – Грейнджер, объясните мне ради портянок Мерлина, почему Килиманджаро?! – коленки у девчонки были основательно разбиты, в раны набился песок, а Снейпу больше всего на свете хотелось сейчас не возиться с ранеными девушками, а выпить полный стакан виски и попытаться забыть, как хрипел торговец нелегальными палочками, проткнутый собственным кривым ножом. Конечно, со стороны Снейпа это можно было считать самозащитой, ведь тот напал первым. Если не брать в расчёт того, что приобретать документы и палочки он отправился практически без денег. – Вообще-то, по плану должен был быть Могадишо… Ай! – Не дёргайтесь. И чем вам не угодил этот город? – Я поняла, что хиджаб – это не моё. Килиманджаро возникла спонтанно, просто этот склон выглядел в фильме наиболее удобным для приземления… – Спонтанно? Значит, мои подозрения верны, вы сменили точку финиша, находясь в процессе аппарации? – Снейп снизу вверх заглянул в виноватые карие глаза. – Маленькая самоуверенная идиотка! Неужели вы думаете, что правила придуманы специально для того, чтобы вы, а так же ваши недоумки-дружки могли их нарушать?! Вас могло размазать ровным слоем над всей восточной Африкой! «Эпискей»! – Ай! Больно! – Грейнджер закусила губу, из зажмуренных глаз побежали дорожки слёз. – Я уже делала так, и всё обошлось благополучно, а тогда я вела не одного человека, как сейчас, а двоих, – упрямо сообщила она, когда отдышалась. – Да ещё и Яксли уцепился за мою ногу. И все финишировали нормально… Почти. Даже Яксли, судя по тому, как он махал палочкой в Последней Битве. – Дракл вас дери, Грейнджер! Как мне вбить в вашу упрямую голову, что вы не первая на белом свете научились палочкой размахивать? – Снейп всё ещё сидел на корточках, придерживая больную ногу ведьмы, дожидаясь, пока она придёт в норму. – Что всё, что вам запрещается, уже привело кого-то к печальным последствиям? – Сэр, я больше не буду так делать. Правда, это ведь было только по необходимости… А можно один вопрос? Грейнджер и вопрос – близнецы-братья. Или сёстры? – Не представляю, что будет, если я скажу «нельзя». Хотя нет, представляю. Вы его всё равно зададите. – А почему вам нос не выправили, когда вы его сломали? Ведь ваша мама была волшебницей, да и потом вы всё время находились среди магов? Почему никто не применил «эпискей» к вам? Вместо ответа Снейп вернулся в кухню и залез в Гермионину сумочку в поисках заживляющей мази. – Сэр, простите, я была бестактна. Это от стресса, наверное. Если вам неприятно, то не отвечайте, пожалуйста. Ой! Щиплет… – Грейнджер, если я отвечу, вы заткнётесь? – О… да, конечно. Простите. Да. – Никому не пришло в голову выпрямлять нос потенциальному оборотню. Раны залечили – и достаточно. – Оборотню? Но вы же не оборотень! – Грейнджер! – Снейп попытался вложить в её имя всю свою усталость и раздражение. – Вы обещали молчать! Несмотря на то, что ногу он ей вылечил, её нужно было поберечь, только поэтому Снейп завернул девушку в висящее в ванной полотенце и поднял на руки. – В этом доме есть ещё спальни? – Да, дальше по коридору. – Тогда вы спите здесь, – он сгрузил Грейнджер на заправленную кровать и двинулся к двери. – А я дальше по коридору. – Я не оборотень, мисс Грейнджер, – неизвестно почему он задержался в дверях и оглянулся на мокрую несчастную ведьму с виноватыми тёмными глазищами. – Но когда Джеймс Поттер вытащил меня из Визжащей хижины, я был весь покрыт царапинами. В них могла попасть слюна Люпина, и тогда я мог стать оборотнем. Меня почти неделю продержали в Больничном крыле, постоянно пичкая успокоительными, чтобы я не натворил чего-нибудь. А когда я пришёл в себя от лекарств, исправлять нос было уже поздно – только если снова ломать. В следующее полнолуние выяснилось, что покрыться шерстью мне не грозит. – А успокоительные вам давали, чтобы вы не пожаловались в Опекунский совет на нападение оборотня, да? Ведь тогда бы выяснилось, что директор подвергает учеников опасности. Нет, я любила Ремуса и всегда желала ему добра, но… – Мисс Грейнджер, директор сделал всё возможное, чтобы защитить учеников. Это трое дружков Люпина, так же, как и вы, думали, что правила на них не распространяются. – Но это ведь могло повториться с кем-нибудь ещё! Вы должны были написать в Опекунский совет даже через неделю! – Мисс Грейнджер, – Снейп устало вздохнул. – Я упросил Дамблдора оставить меня в школе, даже если стану оборотнем. Взамен директор взял с меня слово, что я никому не расскажу об этом инциденте. Поттер и его прихвостни решили, что я испугался их и поэтому молчал. В некотором смысле так и было. Я молчанием купил себе право закончить Хогвартс. Вы удовлетворены? – Да, профессор. Спасибо. *** Проснулась Гермиона поздно. Вернее, это второй раз она проснулась поздно. Первый-то раз, как обычно, села в кровати, слыша свой затихающий крик: – «Нет, Северус, только не умирай!». Сердце колотилось в горле, воздух с трудом проходил в судорожно сокращающиеся лёгкие. Редкие крупные звёзды заглядывали в незашторенное окно. Девушка села на кровати, согнув ноги, и погладила зажившие колени. Вчера он мазал их лечебной мазью, как мама в детстве зелёнкой. Как будто она всё ещё была маленькой девочкой, которой вздумалось бегать по асфальту. Мучительно осознавать, что любимый мужчина сорвал с неё одежду только лишь для того, чтобы окатить водой и своим презрением к её глупости и безрассудности. Впрочем, ничего другого она ждать не в праве. Конечно, она ведь ни капли не похожа на Лили Поттер. Тощая, маленькая, ни груди, ни задницы, только лохмы да зубы и выделяются. Ни одного шанса. Гермиона повалилась набок, потом перевернулась на другой, чтобы свет звёзд не мешал заснуть, вытащила подушку из-под головы и зажала между коленями. Мельбурн в августе – почти то же самое, что Лондон в феврале. Так почему свежесть ясной ночи ничуть не способствует спокойствию? – Доброе утро, профессор Снейп. – Мисс Грейнджер, десять часов может считаться утром только у отъявленных лентяев. Гермиона робко протиснулась к столу мимо вытянувшего ноги Снейпа. Он читал «Хвост Вонамби». Гермиона ещё год назад, увидев эту газету в руках множества волшебников, удивилась, как много магов интересуется мифологией аборигенов. А оказалось, что это всего лишь австралийский аналог «Ежедневного Пророка». Радужный змей Вонамби в древние времена почитался, как покровитель местных магов и прорицателей, а теперь в честь него назвали газету.
Конкурс: Тосты оказались тёплыми, как будто Снейп только что их поджарил, хотя, скорее всего, он просто, услышав её шаги, подогрел их заклинанием. Но и это проявление заботы было удивительным. Гермиона не стала заострять на нём внимание, а просто поблагодарила и пошла к раковине мыть посуду. – Мисс Грейнджер, что было в том письме, после которого нам пришлось совершить столь драматический вояж через полмира? – Оно было от Гарри. Он написал, что мистер Шеклболт из-за того, что Гарри вытащил из заключения всех Малфоев, заподозрил его в симпатии к Пожирателям смерти. Снейп фыркнул. – Да, нелепо, конечно. Но его тоже можно понять. Гарри рассказал о вашей тайной миссии, о том, что вы невиновны в смерти директора Дамблдора, а доказательств этому всему не осталось. Потом – Малфои и Панси. Он так и не открыл дом на площади Гриммо. Наверное, Кингсли пытался туда попасть, ведь он думал, что тоже является хранителем, как и весь Орден. – Хранители – весь Орден? О чём вы бормочете, мисс Грейнджер? – Артур Уизли сказал прошлым летом, что все члены Ордена Феникса по очереди на неделю становятся хранителями заклинания Фиделиус на доме Блэков. – В жизни не слышал подобного бреда! И надеюсь, не услышу, ведь я, слава Мерлину, теперь избавлен от необходимости общаться с толпой гормонально нестабильных болванов. Дамблдор уговорил меня стать хранителем только потому, что девичья фамилия моей прабабушки была Блэк. Из всех членов Ордена я оказался самым близким кровным родственником хозяевам этого сарая. – Профессор, я тоже узнала о тонкостях Фиделиуса только недавно. Не думаю, что много волшебников знает всё. Иначе родители Гарри были бы сейчас живы. Но это она не стала говорить. – Ещё в письме было сказано, что это Кингсли послал авроров штурмовать особняк на Гриммо. Но они ничего не нашли. А Аберфорт Дамблдор сказал, что он вынес ваше тело из Визжащей хижины и похоронил его. – Аберфорт что? – Ну, он солгал, что похоронил вас. Это плохо? Снейп не ответил, но за спиной у Гермионы послышались странные звуки. Девушка поставила в сушку чашку, которую полоскала последние пять минут, и обернулась. Снейп смеялся. Смеялся, откинув голову, тихим, глубоким смехом. Зрелище было настолько непривычное, что волшебница замерла, забыв выключить воду. – Профессор… – Не удалось. Ну надо же, не удалось! – Простите, что не удалось? Сэр? – Грейнджер, выключите, наконец, воду. Не ваше это, конечно, дело, но только сегодня, в честь моей смерти, – Снейп выглядел удивительно молодым и привлекательным. Обычно бесстрастные глаза сверкали тёмным влажным блеском, от уголков их к вискам разбежались тонкие морщинки, а глубокая складка между бровей, наоборот, стала меньше. – Мне не удалось стать конкурентом близнецам Уизли в области глупых шуток. – Глупых шуток? – Сядьте, Грейнджер, и прекратите изображать дрессированного попугая. Да, шуток и да, глупых. Впрочем, история короткая, можете ещё постоять у раковины. Год назад, после… смерти Дамблдора я несколько превысил свою норму спиртного. Скажем, раз в шесть. И на середине второй бутылки мне вдруг очень захотелось подшутить над Поттером. Про то, что над ним уже подшутил Тёмный Лорд, я забыл ещё на первой бутылке. Я составил завещание и отписал всё своё движимое и недвижимое имущество Гарри Джеймсу Поттеру. О том, что я не доживу до победы, я ещё помнил, но о том, что и он тоже – забыл. А обида за «труса» стала вдруг необычайно острой. Я заверил пергамент всеми положенными магическими печатями и отправил в Гринготтс. И потом ещё до самого дна этой плодотворной бутылки воображал, как будет злиться Избранный, когда на него свалится наследство Тёмного мага, убийцы, предателя и Пожирателя смерти. А шутка обернулась ничем. А теперь рассказывайте, что это за дом и что вы собираетесь делать дальше. Гермиона вздрогнула от такого резкого перехода. – Этот дом я снимала в прошлом году, когда приезжала сюда летом. – Снимали? То есть он мог быть занят, и мы вчера могли свалиться кому-нибудь на голову? – во взгляде Снейпа не осталось и следов недавнего веселья. О, этот обвиняющий взор и суровая складка между чёрных бровей! Как всё знакомо. – Я… я хотела аппарировать на задворки дома, но побоялась, что там может оказаться какой-нибудь садовый инвентарь или что-нибудь вроде того. А кухню я помнила хорошо. А людям потом можно стереть память. – Грейнджер, зачем вы меня вытащили из хижины? Вы только за вчерашний день как минимум трижды избежали смерти. – Я? – Но не я же. Лес в Зэрнешти, где вы пытались рухнуть в каждую встреченную на пути расщелину. Каир, где вы вздумали покупать поддельные документы. И Килиманджаро, где вы решили покататься со склона. И хорошо, что покататься, а не полетать. Прямо невероятное везение! Снейп замер, как будто поражённый какой-то мыслью. – Профессор? – Итак, Грейнджер, что вы собираетесь здесь делать? – Я… сначалаа я хочу обратиться в Мельбурнскую Школу Магии с просьбой о сдаче выпускных экзаменов. Правда, я ещё не решила, назваться своим именем или использовать поддельные документы. В принципе, Гарри в том же письме написал, что я путешествую, успокаивая нервы после войны. Так что, думаю, мне можно не скрываться. А вы уже выбрали для себя новое имя, сэр? Снейп помрачнел. Он просмотрел вчера несколько клочков пергамента, которые вытащил из кармана продавца. И имена в тех документах стёрли из его головы образ полуголой девушки, по гладкой коже которой так призывно сбегали струйки воды. – Мисс Грейнджер, вас это касаться не должно. – Почему? Мне же надо привыкать к вашему новому имени, чтобы не назвать вас «профессором Снейпом» в присутствии каких-нибудь английских магов. Волшебник вгляделся в спокойное лицо своей бывшей ученицы. Похоже, она действительно не имеет в виду ничего оскорбительного. Интересно, что она скажет, когда увидит, ради чего он вчера лишил жизни человека. Впрочем, о том, что ему пришлось убить, Снейп ей говорить, конечно, не будет. Он выложил на стол три плоских карточки – пергамент, выпрямленный особым образом с наложенными на него специальными заклинаниями. Достаточно было прикоснуться к нему в определённом месте, чтобы появилось изображение коснувшегося. После этого пергамент становился ненарушимым – в нём нельзя было изменить ни единой буквы, а колдография менялась вместе с хозяином – так же старела и седела. Одно удостоверение было на арабском, а два заполнены латинницей, но ни одно из них не было на английском. – Что вы на это скажете, мисс Грейнджер? – Вы предлагаете мне выбрать вам имя? – Гермиона удивилась. – Нет, невежественная вы женщина. Вы прочитали эти имена? – Нет, сэр. Я не читаю на арабском. И второй язык мне не знаком, – волшебница поджала губы. В Хогвартсе она и так изучала предметов гораздо больше, чем остальные студенты, чтобы ещё самостоятельно штудировать иностранные языки. – Сирхан Синан аль Саддам. В переводе с арабского это имя означает Волк, сын Копья из рода Наносящего удар, – тонкие пальцы резко отодвинули один пергамент и ткнули во второй. – А вот это Сэндэлайо де Рунта и Ланца, что в переводе с испанского Истинный Волк из местности под названием Наконечник Копья. – Оба имени означают примерно одно и то же. Странно. – Это ещё удивительнее, мисс Грейнджер, – Снейп двинул к ней третий прямоугольник. – Северо де Солар и Ньеве. В переводе на английский Строгий из Заснеженного Пустыря. Если вы не в курсе, моя фамилия на староанглийском означает «брошенная земля» или «заснеженное пастбище».
Конкурс: – Вы заказали эти документы? –– Вы считаете, что я мог это сделать, сидя в каменном мешке на Гриммо? Я никому ничего не заказывал, мисс Грейнджер. И теперь мне интересно, кому потребовалось моё имя, хоть и в испанском варианте. – Северо де Солар… Мне нравится, – Гермиона испуганно взглянула на поднявшего брови Снейпа. – По крайней мере, больше, чем эти «Волки». – Ну, если вам так нравится, – низкий голос наполнился мурлыкающими нотками, заставив сердце девушки сладко замереть. – Заодно и посмотрю, кто явится по душу этого «Северо», – закончил Снейп угрожающим тоном. Он приложил к удостоверению большой палец правой руки, и в углу пергамента возникла колдография угрюмого черноволосого человека с длинным носом и недовольно искривлёнными губами. Снейп убрал удостоверение в карман куртки, а два оставшихся испепелил. – Мисс Грейнджер, вы так и будете глазеть на пустой стол или всё же озаботитесь тем, чтобы нас не выкинули из этого дома? *** Через три дня Гермиона стояла перед высоким прилавком местного филиала банка Гринготтс. Она пришла снять немного денег, так как та сумма, которая была у неё до побега, уже закончилась. – Гермиона Джин Грейнджер из Оксфорда, Великобритания? – проскрипел гоблин, буравя её маленькими глазками. – Да, сэр. – Вы не самый желанный клиент для гоблинов, Гермиона Джин Грейнджер. – Простите, сэр, но тот эпизод был продиктован военной необходимостью. К тому же, мы не взяли из хранилища Лестрейнджей ничего, что принадлежало бы Лестрейнджам. Чаша Хаффлпаф была украдена у Хепзибы Смит и помещена в это хранилище незаконно. – Погибли гоблины. – Если вы помните, сэр, гоблины преследовались Волдемортом и раньше. Именно из-за него был вынужден скрываться Крюкохват. Существо за прилавком пожевало тонкими бесцветными губами, пошарило своими когтистыми руками где-то в недрах прилавка и подало ей два пергамента. – Выписка из вашего счёта, Гермиона Джин Грейнджер, и письмо на ваше имя. Волшебница удивилась, откуда могло в банке взяться письмо для неё. Она отошла от прилавка и присела на стул у стены. Сначала девушка оценила печальное состояние своего счёта – родители больше не поддерживали её, а год скитаний вычерпал его до дна. Сегодня она снимет последние деньги и попытается протянуть на них месяц. За этот месяц она должна любыми путями получить аттестат об окончании магической школы и получить работу. Вздохнув, Гермиона развернула второй пергамент. Послание оказалось от Гарри. «Привет, Гермиона! Представляешь, оказывается, Снейп написал завещание на моё имя. Его официально признали погибшим, его имя будет выбито на памятной стеле в Хогвартсе. Я ещё потрясу Кингсли, чтобы Снейпа посмертно наградили орденом Мерлина. У меня всё хорошо. У Рона и его семьи тоже. Мы с ним вернёмся в сентябре в Хогвартс доучиваться – его без Т.Р.И.Т.О.Н.ов в Школу Авроров не возьмут. А мне директор МакГонагалл предложила преподавать Защиту от тёмных искусств. Хогвартс так и не восстановили. Попечительский Совет вопит, что деньги должно дать Министерство Магии, потому что все разрушения были во время Последней битвы. Министерство говорит, что замок слишком сильно поврежден, и использовать его как школу невозможно, а места под новую школу не даёт. А мне, пока я ученик, больше двадцати галлеонов в месяц снимать со счёта нельзя. Закон такой дурацкий. Зато я открыл нам с тобой совместную ячейку в банке, а гоблины, оказывается, могут пересылать вещи между своими филиалами. Так что проверь свою ячейку в Мельбурнском отделении. Найдёшь кое-что интересное. Пока, Гермиона, пиши мне, как ты. Твой друг Гарри». – Сэр, я бы хотела проверить свою ячейку, – Гермиона обратилась к тому же гоблину, который передал ей письмо. – Несомненно, Гермиона Джин Грейнджер. Но не думайте, что вы сможете разгуливать по нашему банку так, как вы привыкли у себя на родине. Мы не повторим ошибок наших английских собратьев. В хранилища банка волшебницу сопровождали пятеро хмурых гоблинов, которые ни на секунду не сводили с неё настороженных глаз. Гермионе было одновременно и смешно, и стыдно. А в ячейке, которая представляла собой небольшую комнату, её ждали книги. Огромное количество старинных фолиантов, сложенных один на другой и занимавших пространство от пола до потолка и от одной стены до другой. Свободен был только небольшой пятачок перед массивной железной дверью. И здесь лежала игрушка – старый плюшевый медвежонок с оторванной лапой. Гермиона подняла его. У неё никогда не было такой игрушки. У Гарри её тоже быть не могло – ему если и доставались сломанные игрушки Дадли, то всё же они были не настолько старыми. Ворс выцвел и свалялся там, где его пощадила моль, из того места, где была лапа, торчали бурые нитки, вместо глаз пришиты чёрные пуговицы с четырьмя дырочками. Это игрушка Снейпа, поняла Гермиона. А значит, и книги его. Гарри вступил в наследство. Деньги, если они и были на счету Северуса, теперь так же недоступны, как были раньше, когда профессор ещё считался пропавшим без вести, но книги Министерство забрать не могло. И друг прислал их ей, зная, что она ни за что не бросит Северуса. Гермиона уменьшила медвежонка и положила его в сумку, а потом дала распоряжение гоблинам перенести все книги в её дом. Снейп, получив обратно свою библиотеку, конечно, ни словом ни жестом не дал понять, что он благодарен Гарри за заботу. Да Гермиона и не ждала от него благодарности ни себе, ни своему другу. Зельевар на два дня заперся в гостиной, куда сгрузили книги, и перебирал их, как скряга перебирает сокровища. Входить в эту комнату он запретил, и девушка только скрипела зубами, представляя, сколько там неизученных тайн и нераскрытых ею секретов. Впрочем, у неё было чем заняться – экзамены в австралийских учебных заведениях проходят в начале лета, то есть в первой половине декабря. И на все её просьбы и мольбы о внеочередном созыве комиссии директор Мельбурнской школы отвечал отказом. Следовало найти работу и ждать пять месяцев, попутно повторяя материал. Снейп стал часто уходить из дома. Он исчезал за дверью с небольшим свёртком в руках и появлялся тоже со свёртком, но другой формы. Гермиона догадывалась, что зельевар продаёт наименее ценные книги, а взамен покупает ингредиенты для зелий. Ей было безумно жаль исчезающие экземпляры, но помочь профессору деньгами она не могла – она и так готовила еду только для него, понимая, что взрослому мужчине, только что перенесшему тяжёлое ранение, нужно полноценное питание, а сама перешла на тосты и чай. К счастью, ели они теперь отдельно – когда проголодался, тогда и перекусил, и он ничего не замечал. – Мисс Грейнджер, – Гермиона оторвала голову от учебника трансфигурации. – Я ухожу. – Да, профессор. А когда вас ждать домой? – Вы не поняли, мисс. Я снял квартиру в магической части Мельбурна. Свои вещи я уже перевёз. Вот мой новый адрес, – он положил на стол клочок пергамента. – Если вам что-нибудь будет нужно, вы знаете, где меня найти. Маг развернулся и вышел, шаги затихли в коридоре, потом хлопнула дверь, а Гермиона всё сидела, не в силах взять в руки пергамент с адресом. Ушёл. Она знала, что так будет, но не думала, что так скоро. Она не будет плакать. Не сейчас. Завтра ей предстоит посетить несколько адвокатских контор, опухшее лицо и красные глаза будут не лучшим дополнением к отсутствующему у неё диплому. А ещё ей нужен здравый рассудок и крепкие нервы. А о его уходе она будет печалиться после. Если вообще будет, ведь любовь – не самое главное в жизни. К тому же, с Северусом всё в порядке, он здоров и нашёл себе дом и работу. Вот когда она, Гермиона, станет столь же успешной и уверенной в себе, как её профессор, тогда и можно будет подумать о завоевании его сурового сердца. А пока – взять себя в руки и зубрить. В конце концов, есть её родители, которым она скоро вернёт память, есть друзья, которые хоть и далеко, но мысленно всегда с ней. Это те вещи, ради которых стоит жить с разбитым сердцем. Буквы расплывались перед глазами юной ведьмы, чеканные строки формул клубились бесформенными облаками, и Гермиона, поняв, что больше работать не может, полезла в сумочку за зельем Сна без сновидений – перед собеседованиями необходимо выспаться. Рука наткнулась на что-то мягкое. Плюшевый медвежонок с оторванной лапой. Она так и не отдала его хозяину, почему-то было стыдно признаваться Снейпу, что прикоснулась к его детству. Гермиона выпила зелье, вернула игрушке её размер и легла в кровать, обнимая медвежонка. Слёзы сами полились из глаз, и когда зелье, наконец, подействовало, медвежонок был весь мокрый. Вся неделя прошла, как в тумане. Горевать было некогда, да и боли-то как таковой не было. Вместо неё душу ведьмы опутала какая-то липкая паутина. Она равнодушно принимала отказы в одном месте за другим. Никто не хотел брать на работу девушку без диплома о законченном магическом образовании, да ещё и англичанку. Кто знает, вдруг она из тех бандитов, которые пытались захватить власть на островах. Гермиона выслушивала отказ, забирала резюме и открывала следующую дверь. Всё проплывало мимо её сознания. Австралийское яркое солнце внезапно выцвело, мир стал серым, тусклым и приглушённым. Впрочем, он и не должен был быть громким – в доме Гермионы теперь было тихо до звона в ушах. Денег оставалось впритык – только заплатить за аренду дома на следующий месяц да на хлеб. Волшебница обошла уже все даже крошечные учреждения, предлагая услуги делопроизводителя. Обошла все аптеки, больницы и нескольких частных зельеваров, прося место ассистентки. В конце концов, она согласилась подменить внезапно заболевшую официантку в магическом кафе возле здания Министерства Магии. Волшебники Австралии были не менее консервативны своих британских собратьев и не стали менять свою столицу ни на Сидней, ни на Канберру. Потомки магов, прибывших вместе с магглами на корабле «Энтерпрайз», они настолько полюбили дождливый берег, так напоминавший им родные места, что умудрились втиснуть большой магический квартал в «План Ходдла», и теперь его невозможно было различить даже на снимках из космоса. Заболевшая официантка сообщила, что завтра выйдет на работу, и владелец кафе, невысокий лысоватый толстяк, предложил Гермионе пока поработать посудомойкой. Девушка обещала подумать и в слезах вернулась домой. Лучшая ученица Хогварста за последнее десятилетие оказалась достойна только мыть грязную посуду. На душе у волшебницы было так тяжело, что она поняла, что без положительных эмоций может просто сойти с ума. И тогда Гермиона решила завтра с утра пойти, наконец, к родителям. Может, когда они вспомнят её и обнимут, даже работа посудомойки не будет уже угнетать. В конце концов, это ведь ненадолго – только до декабря.
полная версия страницы